Сейчас она, конечно, практически полноправная королева-мать Великодакии, но счастлива ли Ольга? Вряд ли.
Ешь, Мася, ешь. Не слушай маму. Будешь ты счастливой, и всё у тебя в жизни будет хорошо.
Как и у твоей мамки.
Да, Маша была счастлива. Ей повезло не просто удачно выйти замуж, а встретить именно того, единственного мужчину, который полюбил её всем сердцем. Нет на свете женщины, которая не чувствует этого.
Счастлива ли её сестра Мафальда, выйдя замуж за болгарского царя Бориса? Говорит, что да. Ну, как говорится, дай-то Бог.
Сестра Джанна, похоже, всерьез вознамерилась охомутать младшего Мишку и стать блистательной великой княгиней Сунгарийской. Что ж, титул, пусть и не вполне царский, но точно владетельный и дающий право на корону. А сама Маньчжурия, по итогам Второй Русско-японской войны, должна стать богатым и процветающим краем.
Почему-то вспомнилась дочка Николая Анастасия. Бедная девочка. Она единственная не пристроена оказалась. Да ещё ген гемофилии этой проклятой…
Как хорошо, что у самой Маши в роду не было никого из носителей этой ужасной болезни. Она это знала и могла смело рожать детей. А вот дочки Николая… Как страшно жить с таким знанием!
Тем временем Мася наелась и загукала, радостно глядя на мать.
– Солнышко моё. Вкусно было? Ну давай, я к тебе позже приду. У меня тут дел много накопилось, хорошо?
Мася гукнула одобрительно. Императрица нажала кнопку звонка. Появилась фрейлина графиня Мария Илларионовна Воронцова-Дашкова.
– Государыня, какие будут повеления?
– Графиня, распорядитесь, чтобы Марию Михайловну перенесли на детскую половину и уложили спать.
Книксен.
– Слушаюсь, государыня.
– Как там Александр Михайлович и Виктория Михайловна?
– Спят, ваше величество. Всё хорошо.
– Прекрасно, графиня. Ступайте.
Через пару минут появилась управляющая Императорской личной канцелярией её величества обергофмейстерина графиня Менгден.
– Государыня. Сообщение из Италии. Умер Энрико Карузо. Не повелите ли отправить соболезнование от вашего имени?
Маша опечалилась. Какой великолепный голос ушел. Такого тенора ещё поискать. Она много раз слушала его арии в родной Италии. Теперь уже бывшей родной. Такова жизнь. Люби родину мужа всем сердцем, иначе всегда будешь там чужой. Не будь надменной, презрительно глядящей на подданных, стервой, и все у тебя будет хорошо. Люди тоже чувствуют сердцем. Вот та же Аликс так чужой и осталась для русских.
Но соболезнование нужно отправить. Это произведет благоприятное впечатление на итальянцев. И отцу будет полезно.
– Да, графиня, составьте текст соболезнования.
Менгден с готовностью протянула папку.
– Здесь несколько вариантов, государыня. Сделайте выбор.
Императрица просмотрела тексты разной степени официоза и сочувствия и, сделав выбор, кивнула.
– Этот.
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. ЧИТА. СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО. 4 августа 1921 года
Ночь. Ночь за окном. Тьма. Новолуние. Нулевая фаза. Всё заканчивается и всё только начинается.
А в Европе ещё только вечер. Но ещё не вечер, как говорят в народе.
Нет, я не ополоумевший придурок и не кровавый маньяк.
Да, я веду свой народ на войну. Я вновь ввергаю мир в пучину войны.
Мог ли жить без этой войны? Вполне. И даже очень.
Могу ли я обойтись без неё сейчас – нет. Слишком рано я закончил в этом мире Первую мировую. Противоречия никуда не делись, а сил у желающих эти противоречия разрешить предостаточно. В медицине пускают дурную кровь, чтобы сбить высокое давление в организме. Политика ничем не лучше. Войны шли всегда. Война – это экономика, а экономика – это война. Рано или поздно.
Я не прыщавый юнец, не наигравшийся в компьютерные стрелялки.
Я и не опереточный генерал, который упивается войной. Однако бывает в жизни так, что либо ты, либо тебя. Я предпочитаю, чтобы первым ударом был именно мой.
Да, я ненавижу тебя, Лондон. Так получилось.
А воевать мне приходится с Японией. Так тоже случилось. Хотя я бы предпочёл с ними не воевать. Невзирая на все общественные настроения у нас. Мне война совершенно не нужна. Но – увы. Уверен, что у Хирохито примерно те же настроения. Войны мы не хотим, но воевать придется. Выбора у него нет, как и у меня.
Дурную кровь нужно спустить. Механизм войны уже пришёл в движение, шестерёнки закрутились, акции британских компаний куплены или сброшены. Как и японских. И многих других. Карты сданы, а фишки крупье уже двинул по столу казино.
Однако почему-то я уверен, что с Японией мы в итоге найдем общий язык, как нашли с немцами, монголами, афганцами и как почти нашли с китайцами. А вот с англосаксами и прочими голландцами – нет, не найдем. Слишком мы разные. Нации воинов и нации торгашей.
Плохо, когда во главе нации воинов стоит торгаш. Ничего хорошего, если во главе нации торгашей стоит воин. Но что делать мне? К умным или к красивым? Я воин. Но ещё тот торгаш.
Почему-то вспомнилось, как рыдала Маша, когда посчитала, что намекнул я, что у деда её Николы отличная коммерческая жилка. Глупости. Настоящий монарх должен быть и августейшей особой, и выдающимся воином-завоевателем-создателем империй. Но и быть удачливым торгашом, и в сфере политики, и в сфере дипломатии, и в сфере экономики, и сферах прочих революций с технологическими прорывами. Иначе упадок и катастрофа.
Но мы – воины. В первую очередь.
Я отпил коньяк из банальной чашки из-под кофе. Было лень вставать за бокалом, звать никого не хотелось, а бутылка и банальная шоколадка завалялись в ящике со дня приезда в Ставку. Так что так. Жду известий.
Возможно, в этой сцене слишком много «я», и мысли мои сумбурны, но извините. Так получилось. Мы – победим.
Мы – воины. И вам нас не купить.
Зато сколько денег моих уходит на покупку вас. И не сосчитать.
Всё стоит денег. Так говорите вы. И я с этим согласен.
Всё стоит денег. У вас.
Воевать вы не умеете, вот в чём вопрос. А за деньги мир не купить.
Пафос? Да. Возможно. Нервы-нервы. Тянет на философию. На поиск мужского смысла жизни. Но даже выпить по-человечески мне не с кем. Да и напиться-то нельзя. Жду известий. Так, чисто глоток.
Устал я как-то…
Так томительно тянутся минуты. Надеюсь, что для следующего глотка коньяка из чашки у меня всё-таки будет повод и мне срочно потребуется занять своё место в Императорском ситуационном центре, благо идти не так далеко.
Но ещё не вечер.
Там.
Ночь на дворе. Новолуние.
ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА
НЬЮ-ЙОРК. УОЛЛ-СТРИТ. КАБИНЕТ САЙЛИНГА БАРУХА. 3 августа 1921 года
– Мистер Барух, – секретарь, постучав, вошел в дверь.
– Да, Джон.
– Вам звонят из баронства Хабкоу [376] , – ответил Джон.
– Соединяй. И… принеси чай, – занял секретаря делом Барух.
Сайлинг поднял трубку. Что-то срочное, брат не звонит обычно в это время, а трапезничает.
– Здравствуй, Берни, – хозяин кабинета приветствовал старшего брата.
– Здравствуй, Сайли. У тебя был сегодня курьер?
– Ещё вчера, Берни. Всё как договаривались.
– Без сюрпризов? А то наш «Тирский суффет» [377] – большой затейник!
– Всё спокойно. Наши люди отмечают подготовку игры на Франкфуртской и Нижегородской биржах.
– Сити?
– Там даже очень под закрытие торгов оживились. А в чём вопрос, Барни?
– Бель звонила с утра матери и просила передать для меня «Сегодня. Сегодня». А Энн только за ланчем сообщила.
– Не волнуйся брат. Мы обговаривали на Острове [378] и такие варианты. Просто всё произойдет одним днём. Это как нельзя вовремя и в наших интересах. Я бы сам тебе позвонил через пару часов, как получу вести из Рима.