Жульен знал. Только сегодня он получил письмо от сестры, где та жаловалась на то, что ее муж никак не может найти постоянную работу, что цены баснословно взлетели, а инфляция все с большей скоростью превращает франки в бумагу.

– Решили переждать в России тяжелые времена?

Потомок баронов помолчал, а затем тяжело вздохнул.

– Я не знаю, Франсуа. Возможно, я уже не вернусь во Францию. Это я лишь хорохорился, убеждая вас в том, что… Знаете, когда я принял окончательное решение уехать?

– Когда же?

– Я оказался на месте, где шел демонтаж рухнувшей Эйфелевой башни. Ее резали на куски и грузили на немецкие машины. Боши-рабочие что-то там весело обсуждали, и я спросил у одного из них, куда везут металл башни. В Германию, ответил он мне. На переплавку. И засмеялся. Издевательски так. Я едва его не ударил. Какой-то американский офицер из военной жандармерии отвел меня в сторону и попросил не провоцировать международный скандал. Скандал, понимаете? Мол, по условиям Стокгольмского мира, Франция обязалась обеспечить безопасность немецких рабочих, которые будут вести работы в рамках проектов МБВР. Так что, идите себе дальше, мсье. Я шел прочь и чувствовал себя так, как, вероятно, чувствует себя жертва изнасилования. А боши хохотали мне вслед. Но что я мог сделать? Мы с позором проиграли войну. И теперь национальный символ Франции сгорел в печах германских заводов.

Они помолчали. Наконец, Жульен спросил:

– Жак, вы уже подали бумаги на принятие русского подданства?

Собеседник покачал головой:

– Нет. Я пока не готов отказаться от присяги верности императору Генриху. Тем более что французское подданство мне в России никак не мешает.

Жульен криво усмехнулся:

– Два года назад по всей России было очень рискованно иметь французский паспорт. Могли и побить.

– Да, я слышал об этом. Тогдашнее наше республиканское правительство наделало множество глупостей. Вряд ли русским понравились попытки государственного переворота в России, а боевые столкновения с Русским Экспедиционным корпусом во Франции стали верхом идиотизма. Что ж, за все в этой жизни нужно платить. А, точнее, расплачиваться. В том числе и Парижем. Мы еще счастливо отделались, получив назад по итогам войны Шампань, Бургундию и Пикардию. Нам даже кусочек Эльзаса и Лотарингии выделили.

Франсуа Жульен вздохнул. Что ж, Рыбинск отнюдь не Париж. И, вероятно, никогда не станет городом такого масштаба. Но, в отличие от Парижа, воздух Рыбинска пахнет не тленом и пеплом, а живой гарью заводов.

– Франц Васильевич!

Жульен обернулся. К нему спешил мастер Тимофей Кузьмин.

– Что-то случилось, Иван Андреевич?

Тот замотал головой.

– Никак нет, Франц Васильевич, ничего не стряслось. Просто приехал господин Рено и просил собрать всех инженеров.

Франсуа кивнул и обернулся к д’Амбре.

– Идемте, Жак. Наш кардинал созывает своих гвардейцев…

Глава VI. Империя своих не бросает!

Империя Единства. Россия. Московская губерния. Императорская резиденция «Марфино». Кабинет его величества. 5 октября 1918 года

С минуту барабаню пальцами по столу, глядя в бездну окна. Врангель терпеливо ждет, не решаясь нарушить царственное молчание.

Мои мысли далеко и от него, и от этого кабинета, и, вообще, от всего сущего. Какой рок преследует меня? Как так получилось, что и в этой реальности случилась катастрофа на Шуховской башне? Это же абсолютно невозможное по своей сути событие! Другое время, другая обстановка, другая башня. Нет никакой разрухи и большевистских комиссаров с маузерами. Стройка имперского значения и приоритет во всем. Лучшая сталь, лучшие материалы и вообще все самое лучшее. Нет и не было отказа ни в чем. Башня строится по типовому проекту, схожие башни строятся в Константинополе, Красноярске, Иерусалиме и Владивостоке. Собраны лучшие инженерные и технические кадры. Нет и не может быть предпосылок к подобной катастрофе. Разумеется, я пока не знаю подробностей, но как же неприятно чувствовать липкий рок, следующий за тобой…

И Ольга. Как так получилось? Как она могла там оказаться? Какой злой рок ее туда загнал?

Ольга, Ольга…

И вновь скребутся кошки в душе. Уже привычное шестое чувство скребет изнутри своими острыми когтями. Что-то происходит. Что-то намечается. И я слишком далеко от центра событий. А это очень плохо. И весьма чревато.

Врангель ждал, не смея уйти без моего дозволения.

– Распорядитесь подать ближний поезд.

– Слушаюсь, государь.

– Где генерал Духонин?

Начальник моей канцелярии резонно ответил:

– Не могу знать, ваше величество. Сейчас сделаю запрос в Ситуационный центр относительно местонахождения командующего ИСС.

Продолжаю барабанить по столу пальцами. Дурацкая привычка. Никак не могу избавиться. Особенно, если нервничаю. А я сейчас нервничаю. Да.

– Найдите его и передайте мое повеление срочно развернуть штаб у башни. Пусть лично возглавит штаб.

– Немедленно будет исполнено, государь.

– Что-то еще?

Барон оживился и бодро доложил:

– В приемной ожидают назначенной аудиенции граф Суворин, граф Свербеев, а также господа Ле Корбюзье, Май, Гропиус и Мис ван дер Роэ, которым назначена аудиенция относительно градостроительных планов Новой Москвы и реконструкции Константинополя.

– Передайте всем, чтобы собирались. Поедут со мной. Аудиенцию дам в поезде.

– Слушаюсь, государь. Также смею напомнить о том, что на четыре часа пополудни вы назначили аудиенцию с лидерами идущих на выборы партий.

– Да, я помню. Переназначьте место аудиенции на Петровский Путевой дворец. Я встречусь с ними там.

Четкий кивок.

– Слушаюсь, государь. Еще смею заметить, что граф Суворин взял на себя ответственность, испрашивая дозволения на срочную аудиенцию.

Тарабаню пальцами.

– Что ж, просите. Остальные пусть собираются.

Барон исчез за дверью, а я попытался собраться с мыслями. Что ж, Суворин – это интересно. Вряд ли он набивается на аудиенцию ради того, чтобы верноподданнически прогнуться и пожелать императору доброго утра.

– Ваше Императорское Всесвятейшество…

Взмахом руки останавливаю официальное приветствие.

– Присаживайтесь, граф, нет времени на церемонии. Слышали о происшествии на башне?

Тот склонил голову.

– Так точно, государь. Только что узнал. Именно в связи с этим дерзновенно испрашивал о срочной аудиенции.

– Ваши соображения?

Граф не стал размениваться на политесы, а традиционно взял быка за рога.

– Государь. Я полагаю, что мы должны воспользоваться этой ситуацией. Немедленно.

– Слушаю вас, господин Великий Циник.

– Благодарю вас, государь. Я слышал в приемной, что вы повелели собираться, и что аудиенцию вы дадите в поезде. Правильно ли я понял, что вы, государь, собираетесь прибыть в Москву?

– Да, это так.

– В таком случае, ваше величество, я рекомендовал бы вам прибыть непосредственно на станцию «Воробьевы горы». Ваше личное появление на месте происшествия произведет благотворный эффект и изменит впечатление в массах относительно произошедшего. Личная забота о судьбе подданных и живейшее участие императора в спасательной операции всегда хорошо влияет на общественные настроения. Особенно в преддверии выборов. Смею напомнить о том, какой колоссальный эффект произвело ваше и государыни участие в событиях в Пскове.

Ну да. Чудесное спасение Пскова от гибели. Дождь, нет, проливной ливень, да что там ливень – небеса разверзлись тогда в ответ на молитву императрицы в адрес Богородицы, затушив тем самым и сам город, и пожар на артиллерийских складах. Чудо, как оно есть. Но неофициальный титул Маши «Благословенная» придумал как раз Суворин. Да, не спорю, там было за что. Но именно Суворин подметил нужные слова и сложил их в нужном контексте, а уж пропаганда и Церковь лишь подхватили этот нужный контекст, возводя августейшую чету, и особенно Машу, на пьедестал общественного восторга по всей России и по всей Ромее. И не только у нас. В той же Италии целые восторженные манифестации прошли по улицам городов. Миллионы и миллионы свечей за Чудо, и за Маши благословенное здравие.