Именно так чудо стечения обстоятельств становится Святым Чудом.

– Продолжайте, граф.

– Государь, вы знаете оценки общественных настроений. С каждым днем позиции патронируемых нами партий ухудшаются даже в городах, не говоря уж о деревне. Волнения в провинции, которые невозможно утаить, рождают сомнения и недовольство в городах, и, что особенно важно, в столицах. Ширятся разговоры. Ползут слухи. В магазинах отмечаются признаки недовольства сокращением ассортимента товаров. А сведения о том, что на складах недостаточные запасы зерна, скрыть уже невозможно. На войну и ее последствия списать трудности получается все хуже. Нужно что-то, что переломит тенденцию, отвлечет на себя внимание масс хотя бы на ближайшие дни перед выборами. Не скрою, в последние дни я ломал голову над тем, на какое резонансное событие переключить общественное внимание в дни перед 14 октября, и, едва услышав о катастрофе, я подумал, что это, возможно, то, что нам нужно. Стройка имперского значения. Самая высокая из строящихся башен. Москва опять же. Скрыть подобную катастрофу от внимания общественности невозможно, даже если бы весь наш аппарат приложил к этому все свои усилия. Как говорится, что случилось – то случилось. Поэтому эту, достаточно рядовую катастрофу нужно использовать по максимуму, создав вокруг нее ореол героичности. Эта катастрофа отлично усилит впечатление от завтрашней премьеры. «Империя своих не бросает», не так ли?

Я слушал Суворина и его план. Судя по тому, как он путался и прыгал в своей речи с одного на другое, это действительно был экспромт, и он додумывал свою идею, что называется, прямо на ходу. Что ж, он достаточно уверенно себя чувствовал в моем присутствии и не боялся облажаться. Было и такое. Лажал. И не раз. Он не волшебник. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Зато он четко усвоил, что я ценю его мнение и щедро вознаграждаю за удачные идеи. И не только деньгами, разумеется. Титул тоже не из воздуха взялся.

– Допустим, граф. Пока лишь допустим. Но у нас нет понимания, как спасать этих несчастных на башне. И если случится нечто нехорошее с ними, то хорошо ли будет выглядеть император на этом фоне?

Но смутить Суворина было не так просто.

– Уверен, государь, что даже если упадет вся башня и погибнет тысяча человек, то лучше, чтобы это случилось в вашем присутствии и при попытке всех спасти, чем будут говорить о том, что вы, да простит меня ваше величество, в то время как вся Империя следила за спасательной операцией, сидели в Марфино и ловили карасей в пруду. Император должен быть со своим народом и в горе, и в радости.

Внутренне усмехаюсь. Вот за что я ценю Суворина – за его цинизм. Разумеется, мне в этом времени не зададут вопросы из разряда: «Что случилось с башней?» и мне не придется отвечать: «Она упала». Я тут все же император, а не какой-нибудь всенародно избранный. Но тем не менее.

Тем не менее.

– Ну, хорошо, граф. Допустим. Духонину я уже дал команду разворачивать штаб спасательной операции, так что мой приезд будет к месту и ко времени. Но имейте в виду, что ИСС не имеет на сей счет никаких протоколов спасения. Спасение застрявших на башне никогда не отрабатывалось. Пока все, что у нас есть, – это протоколы спасения при пожаре в высотках, которые никогда не отрабатывались даже на учениях, ввиду того что ни одна из высоток пока не построена. Так что заранее готовьтесь к информационному сопровождению нашей неудачи.

Суворин кивнул.

– Не извольте беспокоиться, государь. Все будет в самом наилучшем виде.

– К завтрашней премьере все готово?

– Точно так, ваше величество. Сегодня начинается рекламная кампания.

Обдумав сказанное, подвожу итог:

– Что ж, начинайте, граф. Я надеюсь на ваш всех изумляющий фарт и профессионализм.

Глава имперской пропаганды поклонился.

– Благодарю за оценку моих скромных трудов, ваше императорское величество.

Суворин исчез за дверью, а на его месте образовался полковник Абаканович.

– Ваше императорское величество! Поезд ожидает вас на станции, к подъезду подан автомобиль. Прикажете одеваться?

Киваю:

– Да, Николай Николаевич, извольте.

Адъютант помогает мне облачиться в шинель, надеваю фуражку на голову, и мы вместе выходим из кабинета.

Поездка на место катастрофы. Я согласился с Сувориным, но еду туда отнюдь не по его рекомендации. Я и так ехал туда. Там – Ольга. И плевать я хотел на любой пиар.

Вот, собственно, и все.

Хотя бы потому, что она моя прабабка. Хотя бы потому.

Стук наших каблуков по лестнице. И вот мы уже выходим из дверей.

– Государь, ваш автомобиль.

Абаканович указал на ожидающее меня авто. Но тут я заметил нечто, что заставило меня остановиться. Двое мальчишек играли с собакой.

У меня екнуло сердце. Как говорится, все бы ничего, если бы не два «но». Первое – там оба моих сына. Официальный сын Георгий и тайный – Михаил. И это ладно, в конце концов, учатся они в одном классе и тут тусуются на каникулах в составе банды Георгия. Но вот собака…

Это было не просто второе «но». Это событие вселенского масштаба. Огромный и яростный Дик, не признающий никого, кроме Георгия и меня, вдруг позволяет себя щекотать постороннему мальчишке! Представляете злобную ужасную Собаку Баскервилей и играющих с ней мальчишек?

Это было настолько пугающе необычно, что я тут же повернулся и, вместо авто, направился в сторону резвящихся пацанов.

– Привет.

Михаил, узрев меня, тут же подорвался на ноги и, встав по стойке смирно, отрапортовал:

– Здравия желаю, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие!

Георгий позволил себе более расслабленный подъем, отряхиваясь по мере принятия вертикального положения, и ответил спокойно:

– Привет, пап. Ты уезжаешь?

Киваю, задумчиво глядя на виляющую хвостом огромную кавказскую овчарку.

– И каким образом твой Дик подпустил Мишу к своей драгоценной персоне?

Георгий пожал плечами.

– Подбежал, понюхал и начал лицо лизать.

– Вот как? Хм…

Мишка смущенно кивнул в ответ на мой немой вопрос. Интересные дела сегодня происходят вокруг меня.

– А ты не испугался?

Мальчик шмыгнул носом и кивнул.

– Очень испугался, государь. Когда Дик положил мне лапы на плечи, я чуть чувств не лишился. А он меня лизать…

– Понятно.

Вот оно как значит. И что это значит? Значит-значит, это значит… Пес что, генетическое родство чувствует? Но от него даже мамá шарахалась! Вот и поди знай, что это все значит. Ясно только, что прежде Дик никого к себе не подпускал, кроме меня и Георгия. И в Звездном лицее приходилось его держать отдельно, и сыну приходилось до занятий и после занятий выгуливать своего пса, кормить его и ухаживать за ним. Да что там говорить – Дик был злобной и ужасной легендой Звездного городка! А тут такой конфуз – лицо лизать…

И тут Георгий меня добил:

– Пап, а можно мы сегодня будем кормить твоего Марса?

Я даже запнулся. Потом озадаченно напомнил:

– Двое неосторожных дураков были убиты ударом копыта, семеро покалечены и без счета народу укушены. И вы собираетесь к нему подойти? Даже думать об этом забудьте!

– Но мы же вчера его кормили!!!

Мишка толкнул тайного брата в бок, и тот тут же запнулся, сообразив, что сболтнул лишнее. Я строго посмотрел на обоих:

– Та-а-ак… Кормили, значит?!

Оба, понурив головы, кивнули.

– Интересно. И как же вы его кормили?

Георгий пожал плечами.

– Ну как… Как обычно коня кормят-то? Яблоками…

– Угу. Яблоками, значит… А как вы, голуби, попали в его конюшню-то? Она же охраняется от таких вот дураков, как вы!

– Подумаешь, охраняется! Мы через крышу влезли с соседней конюшни. Там можно пролезть.

Вот так вот. На охраняемый объект. Забавно. Охране пламенный привет я непременно передам.

– И что он с вами сделал?

– Сначала фыркал, потом успокоился. Яблоки он очень любит.

Яблоки-то он любит, это верно, но только не подпускал он к себе никого. Даже Машу терпел только в моем присутствии. Да еще старого конюха-ингуша признавал, который его и нашел на Кавказе. А тут такое…