Тут открылась дверь и раздался возмущенный голос:
— Господин генерал! Благоволите немедленно покинуть палату иначе я снимаю с себя всякую ответственность за состояние пациента!!!
Граф кивнул:
— Я тоже вас рад видеть, доктор Рихтер! В общем, поправляйся, потом тебя ждет отпуск по случаю ранения, так что можешь поехать в Первопрестольную, проведать родных. Потом получишь новое назначение, но об этом после поговорим. Все-все, доктор! Я прощаюсь! Ну, будь здоров, Анатолий!
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. ПОРТ ЧИВИТАВЕККЬЯ. ЛИНКОР «ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III». 1 (14) октября 1917 года.
Было трудно сказать, чего было больше в эти минуты на лице Императрицы Марии — печали от расставания с Италией или же радости по этому же поводу? Или, наоборот, радовалась она возврату в привычный уже для нее мир Единства, или же испытывала ностальгию, по Риму и всему, с чем была связана ее жизнь до замужества? Возможно, она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. Или бы не захотела.
Камер-фрейлина Ее Императорского Величества поручик Иволгина и сама не знала, как ей лично ответить на вопрос — рада ли она покинуть древнюю землю Италии или же предпочла бы остаться подольше?
Нет, приехать сюда еще раз (и не раз) она бы хотела, но только вот не сейчас. Слишком уж нервным выдался государственный визит, слишком уж много всего случилось, поэтому скорее уж Натали испытывала радость от того, что они благополучно покидают Италию. Слушком уж много как-то всего случилось, в том числе того, чего случиться было не должно.
Бомба эта не взорвавшаяся, крики того безумца на площади, непредсказуемые суфражистки, манифестации всякие, прочие проблемы, которые возникали с ошеломляющей регулярностью. И в любой момент следовало ждать выстрела, броска бомбы или иной пакости. И в том, что этого в итоге не произошло, в том, что новое покушение не состоялось, а манифестации лишь сотрясали воздух Рима, возможно есть маленькая толика и ее усилий.
Камер-фрейлина Ее Императорского Величества. Поручик — Имперский Комиссар со статусом генерала. Стоило ли все этого? Да, это очень высокие посты, особенно для ее возраста. Она приближенное лицо к Государыне Императрице, она вовлечена в европейскую и мировую политику, но счастлива ли она от этого? Или лучше было оставаться там, в ССО? Как прост и мил был Емец, и даже Шкура был вполне душкой по сравнению с многими из тех, с кем она танцевала на разных Императорских балах в Риме. И не только.
Голова порой идет кругом от всего происходящего.
Господи, а сколько всего, скрытого от Натальи, находится в голове Императрицы Марии? И это при том, что та, положа руку на сердце, все-таки наивная девочка по сравнению со своим царственным супругом!
— Натали, проводи меня в каюту. Мне кажется, что меня начинает укачивать.
Иволгина с готовностью помогла Императрице оставить палубу и проводила ее в Императорские апартаменты.
Вернувшись четверть часа спустя на палубу, она увидела там лишь одиноко стоявшего Михаила Второго. Досадуя на то, что шаги по палубе отдавались громким звуком, она постаралась покинуть палубу, не привлекая к себе внимание Государя. Но тот, не оборачиваясь, велел:
— Подойди, Натали.
Она склонила голову в уставном поклоне:
— Жду ваших повелений, Ваше Величество!
Не оборачиваясь, Император спросил:
— Как ты охарактеризуешь своего сослуживца подполковника Емца? Вы ведь, кажется знакомы, не так ли?
Иволгина внутренне напряглась, но ответила ровным голосом:
— Это действительно так, Ваше Величество. Мы служили вместе в ССО. Подполковник Емец блестящий переговорщик и офицер, умеющий принимать нестандартные решения. Хотя и не всегда стабилен в своей работе и нередко увлекается.
Император молчал, явно ожидая чего-то еще, но Натали промолчала.
Наконец, Михаил Второй кивнул и сообщил:
— Да, есть и такие оценки. Но мост он купил хорошо.
А затем, обернувшись к Иволгиной, Государь сказал просто:
— Сегодня пришло сообщение, что кризис миновал и он будет жить. Пулю извлекли практически из сердца. Как часто мы его не слушаем и не бережем, верно?
Михаил Второй повернулся и, не говоря больше ни слова, ушел.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕСЛЫШНЫЙ МАРШ
Глава 12. Место пролога
ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. СТАНЦИЯ МАРФИНО. 15 (28) ноября 1917 года.
Когда паровоз и состав из двух вагонов прибыл на станцию, их уже встречали.
— Здравия желаю, господа. Ваше сиятельство, господин полковник, господин подполковник. Дежурный по станции Марфино капитан Орлов, честь имею! У меня есть приказ организовать ваше прибытие в Императорскую резиденцию, невзирая на непогоду. Шедший всю ночь снег засыпал дорогу между станцией и резиденций, да так, что ее еще не успели расчистить. Поэтому автомобили из гаража Его Величества не пройдут, а дежурная машина на лыжах и с приводом Кегресса, к большому сожалению, оказалась неисправна.
Полковник Шапошников нахмурился, а граф Свербеев даже снизошел до реплики:
— Скверно! Весьма скверно! Государь не любит ждать!
Емец остался невозмутимым, ему как младшему по положению и чину, не пристало вставлять свои пять копеек впереди Министра иностранных дел Единства и заместителя начальника Императорского Ситуационного центра. Он-то сам, вообще здесь впервые!
Впрочем, пенять Орлову было не за что. За неисправный автомобиль-вездеход отвечал точно не он, а за доказательствами слов дежурного о снеге ходить далеко было не надо — доказательства, что называется, целыми сугробами лежали вокруг.
Да уж, ночная метель устроила светопреставление, завалив снегом Москву и окрестности, да так, что вся Первопрестольная немедленно встала в транспортном коллапсе и сам Емец с огромным трудом добрался до Ходынского спецвокзала.
Что ж, неожиданно теплый октябрь этого года должен был когда-нибудь закончиться. Он, собственно, и закончился, в аккурат в самом начале ноября. Снег сыпал двое суток, местами наметая огромные сугробы в человеческий рост, да и в среднем тогда выпало больше двадцати сантиметров снега. И, вот теперь, новый удар стихии. Благо, к утру сильная метель выдохлась, выродившись лишь в легкий снег. Но дороги замело. Особенно здесь — за городом, в тридцати километрах севернее Москвы.
Ну, что ж, если потребуется, несчастный последний километр до Императорской резиденции Анатолий мог бы пройти и на лыжах.
Орлов меж тем продолжал:
— В связи с этим, господа, я предлагаю воспользоваться санями.
Свербеев чинно кивнул.
— Что ж, капитан, тогда пусть будут сани. Мне назначено и негоже заставлять Государя ждать.
— В таком случае, прошу вас, господа. Сани ждут вас.
Они вышли из помещения станции и к дверям лихо подкатили сани. Емец даже крякнул, увидев прекрасных скакунов, запряженных в легендарную русскую тройку. Орлов же пояснил:
— Зимой мы их обычно закладываем, когда к Государю прибывают высокие иностранные гости, дабы порадовать их русской экзотикой, но в такие редкие моменты, как сейчас, мы их используем по прямому назначению. Прошу садиться, господа. Вас уже ждут.
Простившись с капитаном, Емец занял полагающееся ему место в санях, после чего тройка довольно резво понесла их компанию по дороге, невзирая на свежий снег, достигавший местами пятнадцати-двадцати сантиметров.
Что ж, пусть в санях не так тепло, как было бы в автомобиле, но когда он еще вот так проедет на тройке? Да еще и в компании с целым Министром Единства!
А что с того, что с Министром? Эка невидаль! Все ж таки не на базар он едет, а к Царю.
По дороге им несколько раз попадались группы солдат, которые лопатами расчищали дорогу, но явно до открытия проезда было еще далеко. Так что, кроме тройки, реального транспорта тут пока и вправду нет.