Прими и проч.

Твой кузен Майкл

Марфино. 23 мая (5 июня) 1917 года

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ.

23 мая (5 июня) 1917 года

– Итак, господа, Декрет о мире.

– Точнее, прошу простить, государь, это называется у них Революционный манифест о всеобщем мире.

– Не суть важно, Сергей Николаевич. Суть как раз от этого не изменится.

Привыкшие к моим странностям сановники и генералы даже ухом не повели. Впрочем, надеюсь, они даже не поняли двусмысленности моих речей. Хотя кто знает, кто знает…

И кто знает, не зададут ли мне когда-нибудь вопрос? Или вопросы? Хотя скорее всего, все будет колебаться на грани того, насколько мое «сумасшествие» мешает им и государству (в их лице) развиваться и строить ту самую империю, которую… Хотя о чем я? Уверен, что все и так в полном офигении от моих всяких там «освобождений» и «служений». Другое дело, что вокруг меня собрались (не без моего участия) те, кто понимает, что без меня и моих «тараканов» будет еще хуже и империя просто рухнет. Но это совершенно не означает, что, когда ситуация стабилизируется, меня не захотят поменять на кого-то куда более прогнозируемого. Причем свои же, так сказать, ближайшие же, и захотят поменять. И об этом я должен помнить всегда и готовить меры уже сейчас. Что там историки говорили про 37-й год?

– Да, государь, вы совершенно правы.

Я поднял взгляд на министра иностранных дел, пару мгновений недоумевая относительно того, являлась ли эта фраза ответом на мой мысленный вопрос и не произнес ли я случайно этот вопрос вслух, однако, вспомнив суть обсуждения, расслабился и кивнул.

– Вот именно, Сергей Николаевич. Суть неизменна.

Я не знал, плакать мне или смеяться. Известная мне история мало того что изменилась, она так и норовила повторяться, принимая порой причудливые и гротескные формы. Кто мог предвидеть, что товарищи в Париже собезьянничают из параллельной реальности (или ещё откуда, не суть) и выпустят свой Революционный манифест о всеобщем мире, да еще и примут Декрет Второй коммуны о революционной армии?

– Итак, Париж объявил всеобщий мир и призвал все армии мира прекратить империалистическую войну и обратить свои штыки против тех, кто наживается на войне, взяв власть в свои революционные руки.

– Точно так, государь. Если коротко, то суть в этом.

Министр иностранных дел степенно кивнул. А военный министр позволил себе резюмировать и второй декрет:

– А войскам предложено проявить революционную сознательность, самоорганизоваться, выбрать из своего числа командиров и поддержать народную власть в Париже.

– М-да…

Вот так номер с ушами. «Приказ № 1» во всей красе.

– И какова реакция на сие?

– Трудно пока судить, государь, – Свербеев традиционно осторожничал, – пока слишком мало информации, да и времени прошло всего ничего. Вряд ли данное заявление вызовет восторг в мировых столицах, в том числе и в Берлине. Сейчас в мире ситуация слишком шатка и непредсказуема, чтобы просто отмахнуться от такого заявления, каким бы пустым на первый взгляд оно ни было. В США, как можно предположить, усилятся изоляционистские настроения, и президенту Вильсону будет еще сложнее аргументировать вступление Америки в европейскую войну. Великобритания, вероятно, будет сильно озабочена возможным хаосом на и так дезорганизованном Западном фронте. Австро-Венгрия все активнее ищет возможность и благовидный предлог выйти из войны с минимальными потерями. Германия же оказывается в еще более сложной ситуации многообразия выбора при безвыходной ситуации, поскольку все более соблазнительно двинуть вперед войска и выбить Францию из войны, добившись перелома в войне и дав понять официальной Вене, что победитель в войне уже известен и чтобы те не выбрали сторону проигравших. Но в то же самое время Вильсон официально объявил о том, что США вступят в войну в случае удара немцев против Франции.

Я возразил:

– Да, но что считать Францией в данном случае? Америка признает правительство Бриана, как и Британия, как и все остальные. А Париж никто из них не признает, как, впрочем, и мы.

Вступил Палицын:

– Это так, государь. Но фактически Франций, если так можно выразиться, сейчас минимум четыре, не считая мелких образований и прочих провинциальных банд. Первая Франция – признанные всеми, кроме нас, парламент и правительство Бриана в Руане. Вторая – признанный нами Верховный Военный Комитет в Орлеане. Третья – собственно сам Париж со своей Коммуной и союзные ему Бургундия и провинции Окситании. И, наконец, четвертая – те войска, которые все еще остаются в окопах на линии фронта. Да, они объявили большей частью нейтралитет. Да, их с каждым днем становится все меньше из-за массового дезертирства. Да, их боевой дух низок и дисциплина становится все хуже. Но часть из них все еще сидит в окопах, несмотря ни на что. Разумеется, серьезного удара немцев они не выдержат, и фронт будет прорван почти наверняка, но вот сам удар по этим частям со стороны германцев может быть истолкован Вильсоном и стоящими за ним финансово-промышленными тузами Америки как прекрасный предлог обвинить Германию и вступить в войну.

– Ваш прогноз относительно сохранения боеспособности этой вашей четвертой Франции в контексте новых инициатив Парижа?

– Вот на этот вопрос я не смогу ответить, государь. Тут можно лишь гадать на кофейной гуще или обратиться к цыганке.

Киваю.

– Хорошо, Федор Федорович, я понял вас. Так что же подвигло доблестных коммунаров из Парижа устроить всему миру сюрприз? Честно говоря, я ожидал от них объявления своих «Ста дней для мира», но эти камрады удивили даже меня. Что скажете, Сергей Николаевич?

Свербеев сделал неопределенный жест.

– Точных сведений у нас пока нет. Есть только информация о том, что так называемое «правительство народной обороны» было весьма обеспокоено тем, что и парламент в Руане и Петен в Орлеане формируют новые части. К тому же за парламентом стоят британцы, а к Орлеану приближаются два русских полка. Смею предположить, что в Париже решили сделать шаг на упреждение, попытавшись обрушить любую организацию в старой армии, пока они заняты формированием своей, так сказать, революционной армии.

– Иными словами, решили смахнуть с шахматной доски все фигуры, понимая, что партию проигрывают?

– Это очень меткое сравнение, благодарю вас, ваше величество.

Министр иностранных дел склонил голову.

– Что ж, возможно, так и есть. Что слышно из французских колоний?

– Пока ничего конкретного, государь. Местные губернаторы и командующие войсками большей частью выжидают, во многих местах усилили свое присутствие британцы и американцы. Очевидно, что готовятся к ситуации, когда придется брать ставшие бесхозными колонии под свою руку. Разумеется, под предлогом обеспечения порядка и до урегулирования вопросов власти в самой Франции.

Усмехаюсь.

– Разумеется.

Помолчав, интересуюсь:

– Что Ленин со товарищи?

– По поступившим сведениям, господин Ульянов вместе с группой политэмигрантов разных стран готовят проведение некоего «конгресса революционного интернационала», что бы ни скрывалось под этим наименованием. Мы продолжаем следить за ситуацией в Париже.

– Хорошо, Сергей Николаевич. Следите и помните, что эти господа вполне могут устроить что-то такое, от чего содрогнется весь континент. Вполне может быть, что все эти декреты о мире и революционной армии лишь прелюдия к чему-то куда большему.

Глава IX

Под знаком Марса

МОСКВА. ХОДЫНСКИЙ АЭРОДРОМ.

24 мая (6 июня) 1917 года

– Да здравствует Россия – империя героев!

Толпа восторженно взревела и замахала руками. Ажиотаж был велик, ведь все газеты уж второй день только и делали, что твердили об успешном окончании миссии, о поразительных результатах научной экспедиции в Сибирь, о героях-воздухоплавателях, которые преодолели тысячи верст, выполняя высочайшее повеление нашего горячо любимого государя императора Михаила Александровича!