Так что к часу заявленного прибытия дирижабля на Ходынский аэродром толпа стекалась буквально со всех сторон. Причем те же газеты сообщали даже о прибытии делегаций не только из окрестных городов, но даже из Петрограда.

Нужно ли говорить о том, что помимо праздной публики встречать экспедицию прибыли и значительные лица, включая ученых, военных и прочих важных персон. Ходили слухи даже о возможном прибытии самого государя императора. Впрочем, судя по наличию императорского штандарта на куполе Петровского путевого дворца, Михаил Второй был «дома», а это значило, что этот слух вполне мог иметь под собой реальные основы.

Маршин глядел на подплывающий к Ходынке красный дирижабль и думал о своем. Прошло уже два месяца с момента его мобилизации в ряды Русской Императорской армии и направления во вновь созданное конструкторское бюро. Задача, поставленная этой группе, с самого начала выглядела малореальной, а уж срок в месяц, обозначенный товарищем министра вооружений генералом Свиты его императорского величества герцогом Лейхтенбергским, и вовсе был невозможным. Нужно ли говорить о том, что из этой затеи ничего путного не вышло?

Нет, они работали как проклятые, практически прерываясь только на сон. Им действительно выделили подмосковную усадьбу «Знаменское-Садки» и предоставили все необходимое. Более того, все, что они требовали, им доставлялось в самые кратчайшие сроки. Но увы, создать массовый и мощный авиационный двигатель с указанными характеристиками, да еще и могущий быть производимым мощностями и силами российской промышленности, они, к сожалению, не смогли ни за месяц, ни за два. И зауряд-капитан Маршин не видел перспектив для кратчайшего и успешного завершения проекта, слишком многое стояло на пути к успеху этой затеи, включая неспособность имеющейся промышленной базы освоить такое производство в требуемых масштабах.

Судя по всему, это понимали и наверху. Во всяком случае, никаких разносов и упреков со стороны вышестоящего начальства не последовало, хотя Александр Тимофеевич этого всерьез опасался, зная обычную самодурственность российского чиновничества. Но нет, ничего такого. Наоборот, сегодня его вновь вызвал к себе герцог Лейхтенбергский и приказал готовиться к дальней командировке.

Что ж, задачи поставлены, хотя, откровенно говоря, Маршина эти самые «поставленные задачи» весьма озадачили, уж простите за тавтологию. Шутка ли, поехать в США в качестве эксперта в составе российской делегации, имеющей целью заключение обширнейших договоров на постройку в России ряда американских заводов, в том числе и заводов Форда, которые должны наладить в империи массовый выпуск легковых автомобилей и тракторов.

Отдельно была поставлена довольно странная задача. Мол, по имеющимся сведениям разведки, в США вот-вот начнется разработка новейшего авиационного двигателя мощностью в четыреста лошадиных сил. И нужно каким-то образом раздобыть сведения об этом проекте, а по возможности в течение месяца заключить договор на постройку в России тем же Генри Фордом завода по массовому (до тысячи двигателей в месяц!) производству этих моторов уже на российской территории. Причем якобы в Нижнем Новгороде уже готовят площадки под строительство всех этих предприятий.

Масштабность желаний руководства поражала. Откуда они знают о новом моторе? Откуда у них такая уверенность, что их миссия окажется успешной, что они уже готовят землю под новые заводы? А это само по себе было весьма удивительно. Маршин помнил времена своей работы инженером на автомобильном заводе АМО и ясно себе представлял всю ту волокиту, которая вечно сопровождала в России любое начинание. И это был еще частный завод господина Рябушинского, не скупящегося на взятки, а про казенные заводы и говорить нечего. Впрочем, нынешний председатель Совета министров генерал Маниковский показал себя жестким руководителем еще в бытность министром вооружений и военных нужд, да и, говорят, на должности начальника Главного артиллерийского управления он никому спуску не давал, но тогда, при Николае Втором, ему не давали толком развернуться.

Все поменялось уже при воцарении нового государя. Император Михаил Второй взялся за проведение обширнейших реформ в государстве, для чего давал самые широкие полномочия тем людям, которых, как Маниковского, выдвинул наверх, на самые высокие должности. Впрочем, можно сказать, что и судьба самого Александра Тимофеевича Маршина, ныне зауряд-капитана Русской Императорской армии, также изменилась самым решительным образом. Хотя если говорить положа руку на сердце, особых достижений у него пока не видно.

Остается лишь надеяться на то, что его поездка в Америку принесет Отечеству больше пользы. Разумеется, он там не один, в этой делегации, там помимо него достаточно специалистов в разных сферах, в том числе, как он обоснованно полагал, в сфере военной и промышленной разведки. Иначе откуда у начальства все эти сведения о будущем американском двигателе?

Вдруг Маршина толкнули со всех сторон. Крики восторга вернули его в реальность. Оказалось, что, задумавшись, он пропустил много важного и интересного. Дирижабль уже причалил к мачте и был опущен на землю. По летному полю двигались встречающие, и спешил занять свое место военный оркестр. Из гондолы самого дирижабля уже спускались члены экспедиции, встречаемые восторженным ревом собравшихся.

А вот из ворот дворца выехали три одинаковых автомобиля, сопровождаемые казаками Собственного конвоя. Колонна подъехала к построившимся у дирижабля воздухоплавателям. Из автомобилей начали выходить прибывшие, и толпа вновь радостно загудела, узнав в одном из приехавших самого государя императора.

Михаил Второй обратился к членам экспедиции с приветственной речью, а затем тепло пожал каждому руку. Что именно говорил император Маршин, слышать никак не мог, но об этом наверняка вскорости напишут во всех газетах.

Заиграл гимн империи, и толпа восторженно и слитно запела:

Боже, царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй во славу, во славу нам…

РОССИЯ. ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ.

ПОЗИЦИИ Н-СКОГО ПОЛКА.

25 мая (7 июня) 1917 года

– Господин полко…

– Агафонов, я вам язык вырву.

– Прошу простить, господин штабс-капитан, зарапортовался. Вот, извольте взглянуть на остатки вон того лесочка. Чудом выстоял, уж сколько тут артподготовок было, ан нет, почти что и не пострадал, стоит себе.

– Да, лесочек прекрасен, хоть картину пиши. Называться будет сей шедевр – «Батальный лес». И смотри, штабс-капитан, если не сложится дело, заставлю сей шедевр рисовать. Прямо в виду вражеских позиций. Ей-богу прикажу, помни мое отеческое слово!

– Как говорят в таких случаях, рады стараться… господин штабс-капитан!

Полковник Слащев хмуро окинул взглядом командира роты, удерживавшей эти рубежи. Мальчишка совсем, из новых. Хотя пороху понюхал сполна. Ну, не полковнику судить о том, каким образом столь юный офицер стал штабс-капитаном. Война движет вперед молодых да ранних, порой обеспечивая совершенно неимоверные по скорости взлеты. Впрочем, неимоверные падения случались на фронте куда чаще. Не следует забывать и о том, что первые годы войны выбили основной кадровый офицерский состав, а значит, требования к офицерам значительно снизились. Да, какие уж тут особые требования, если любых офицеров не хватало катастрофически.

Впрочем, вероятно, Слащев был не совсем прав. Именно этого офицера Агафонова рекомендовали ему в штабе дивизии, когда он прибыл на передовую в форме штабс-капитана с целью проведения рекогносцировки местности. А местность тут и впрямь была замечательная!

Сочетание особенностей рельефа и сложившегося равновесия на фронтах создало удивительную картину, когда между двумя линиями окопов противников врезался длинный язык леса, пусть и весьма потрепанного, но тем не менее вполне себе живого и реального. Хотя стоит признать, что никакого волшебства тут не было, а была железная логика окопной войны, при которой обе стороны не слишком стараются идти в наступление. Взаимные артиллерийские подготовки обрушивали свои тысячи снарядов на позиции противника либо за леском, либо перед ним. А сам лесок был достаточно болотистым и топким, чтобы в нем рыть окопы и прочие укрепления. Более того, было даже негласное соглашение (коих так много на любой войне) не рубить и всячески не портить этот лес, поскольку именно его наличие между окопами противоборствующих армий не позволяло солдатам стрелять друг в друга на этом участке. А уж после того, как несколько атак через лесок обернулись сущим кошмаром для наступавших, вынужденных тащить на себе буквально пуды грязи, пытаясь при этом еще и бежать навстречу пулеметному огню противника… Короче говоря, с тех самых пор ничего серьезного на этом участке не происходило. Даже в пору братаний старались делать сие непотребство не в лесу, а вон там, на широкой, изрытой воронками, чистой от деревьев площадке.