В Великобритании

Принц Артур Коннаутский был назначен преемником виконта Сиднея Бакстона, который объявил, что в ноябре уйдет в отставку с поста генерал-губернатора Южной Африки.

Бригадный генерал британской армии Катберт Лукас был похищен Шинн Фейн в Ирландии во время рыбалки на реке Блэкуотер близ Фермоя в графстве Корк.

Британская армия восстановила контроль короны в лондонДерри, вытеснив при содействии протестантских юнионистских ГРУППИРОВОК КАТОЛИЧЕСКИЕ республиканские силы. По данным британских властей, за четыре дня боев 37 человек были убиты и 79 ранены.

САСШ. ОКРУГ КОЛУМБИЯ. ВАШИНГТОН. 23 июня 1920 года.

Из воспоминаний Томаса Маршалла

В жизни немало дел, которые не получается отложить на потом. Иногда такими становятся дела, о настойчивости которых ты и не подозреваешь.

После моего возвращения из Нью-Йорка, где я изображал главного на закладке киля, прославившего наш штат линкора «Индиана», мы с женой рассчитывали спокойно провести этот вечер вместе. Но сказанные мной на банкете в Бруклинской военной верфи слова вернулось к нам в лице нежданных гостей.

Почтившей нас визитом чете МакЭду мы, не смотря на порушенное семейное уединение, был рады. Зять Вильсона — Уильям МакЭду всегда был самым уважаемым мной из министров членом Администрации президента. Он ещё в марте первым предлагал мне вступить в должность болеющего тестя. Это предложение, несомненно, способствовало его опале. Дочь президента Элеонору я знал ещё в наш с Вудро первый срок, совсем ещё юной девушкой. Тогда мы все жили в Белом Доме и Лоис очень сошлась с первой женой Вильсона Эллен и их девочками.

У моей заботливой жены всегда найдется пирог на Five o'clock. Потому нам было чем принять пусть и не званных, но дорогих нам гостей. Так принято в Индиане: нельзя уйти из дома хузьера не отведав сахарного «хузьера». Вот и сейчас наш сахарный пирог пришелся к столу.

Малышка Элли было сильно расстроена и только после первой дольки сахарного крема она начала говорить. Они приехали в Вашингтон после статьи этого фантазера Сейлбода. Элеонора уговорила мужа «съездить к отцу», который по словам этого писаки уверено шел на поправку. Но мачеха снова её выставила! Уильяму удалось уговорить секретаря Тумалти помочь дочери президента тайно от «это мегеры Эдит» увидеть Вудро, когда он будет «дышать на балконе». Джозеф показал им президента через окно. По словам Элеоноры, отец её спал, но не производил впечатление человека «способного прыгать через ступеньки». Не желая подставить под скандал Джозефа Тумалти готовую рвануть по карнизу к отцу Уилли вывел плачущей через южный вход.

Выговорившись Элли с горячностью стала убеждать меня «помочь отцу». Она в порыве дочерней любви уверяла что: «Тщеславие и глупость Эдит убивает отца. Если бы ему не пришлось нести сейчас бремени президентства он бы не угасал так быстро».

Уильям МакЭду видно устал от это истерики и не перечил супруге. Я же подбирал слова, потому как чувствовал, что не время шутить и не ссылаться на нежелание создавать прецеденты.

Неожиданно почти плачущую Элеонору поддержала моя Лоис. Она мельком прошлась по грубости Эдит, указав на то что та просто и не умеет себя вести.

Супруга обратилась ко мне:

— Томас, вспомни как ты принял нашего больного мальчика. Как Вудро поддержал тебя тогда. Если бы не Эдит может и не похоронили бы мы нашего конопатое солнышко пять месяцев назад. Хотя, прости меня Боже, я не права, мы знали, когда брали опеку над Иззи четыре года назад, что он неизлечимо болен.

Я вспомнил нашего веселого Моррисона, почти все четыре отпущенных ему небом года бывшего с нами, Кларенса Игнатиуса Моррисона так и не ставшего Маршаллом. Февральская боль снова накрыла меня, и я преисполнился сочувствия с плачущей от такой же семейной боли Элли. Я молчал, но всё было написано на моем лице.

— Томас, может Господь посылает тебе новое испытание в деятельном сострадании? Может судьба дает тебе шанс оказать помощь другу, в час, когда она нужна ему так же как была нужна нашему мальчику?

Разумом я понимал, что нет такого закона что бы поступить так как просят жена и Элли. Но разве мог я тогда сказать это женщине, которая будучи моложе меня на 19 лет вытащила меня из лап зелёного змея в которые я попал после смерти моей первой возлюбленной Кейт Хуппер умершей за день до нашей свадьбы?

Повисшую паузу прервал Уильям МакЭду:

— Томас, надо вырвать Вудро из щупалец которыми опутала его Эдит. Она его любит, но ослеплена этой любовью. И в своей слепоте топит и моего тестя и самого «дядю Сэма».

— Я буду номероваться на съезде в Сан-Франциско. И готов поддержать Вас и работать с Вами в любом качестве. — закончил Уилл.

Я кивнул и привстав пожал его руку и приобнял его. Я сказал, что постараюсь помочь. Не уточнив как сделаю это. Элли вроде стало лучше, ей хватило участия мужа и Лоис, и моего твердого хоть и невразумительного ответа.

Тот разговор что-то пробудил во мне. МакЭду готов бороться! А я? Придать мне решимости не смогли ни озабоченности братств, ни рекомендации влиятельных политиков и частных господ. Они конечно укрепили меня, но готовность принять все эти советы зародилась именно в том разговоре по-семейному.

САСШ. НЬЮ-ЙОРК. ОСОБНЯК СЕМЕЙСТВА БАРУХ. 23 июня 1920г.

— Энни, дорогая моя, — Бернард понимая сложности предстоящего разговора сразу задал всегда сближавшие их в разговоре тон.

— Да, любимый, в это лето мы впервые можем в нашей беседке поговорить.

— Энни. Ты же знаешь дел много. Братья в разъездах. Да ни не умею я не выполним данные тебе обещания всей душой погружаться в природу.

— Да, я знаю, Берни. Я тоже постоянно волнуюсь из-за Белль.

Они были счастливы в браке и чувствовали, о чем намечается разговор.

— И я волнуюсь из-за нашей баронессочки, любимая. Но кажется вопрос лучшим образом скоро может быть решен.

— Ты сможешь остановить нашу дочь?

— Нет душа моя. Но я кажется нашел лучшего специалиста которые сможет её подготовить к жизни при Нововизантийском дворе.

Энн погрустнела. Она знала, что муж уже дал Белль слово отпустить её, а он никогда не отказывается от своих слов.

— И кто же это? Какой-нибудь русский дипломат или артист? — печалью сказала она.

— Лучше. Намного лучше. Дорогая!

— И кто же?

— Бывшая фрейлина матери императора Михаила.

— Погибшей в православный Песах?

— Да, она служила императрице-матери Марии Федоровне. — Бернард не стал более уточнять и волновать жену подробностями страшной смерти бывшей императрицы.

— Она наверно не молода?

— Отнюдь, дорогая. Она на семь лет старше Изабелль, но при русском Дворе с детства. Окончила даже специальный «институт благородных девиц».

— Как её зовут, Берни?

— Нина Крузенштерн.

— Она из немцев, Бернард?

— Вроде предки из Швеции.

— За мужем?

— Недавно разведена. Впрочем, я всё ещё проверю, дорогая.

— Ей можно доверять?

— За неё ручаются Борис и Елена Бахметева. Они её и нашли в Америке. Елена завтра будет у нас — можешь сама её обо всем расспросить.

— Расспрошу. А потом и эту, как её — фрейлину можешь пригласить. Я поговорю с ней.

— Конечно, дорогая. Я и сам тебя хотел об этом просить. Встретиться можно будет думаю уже в это воскресение. Мне нужно время чтобы всё проверить. Ты же знаешь, как я берегу Белль.

Энн с благодарностью взглянула на мужа, но, смирившись, не стала повторять что лучше бы он дочь далеко не отпускал. Брак — это искусство вовремя молчать и вовремя говорить. Энни Барух, урожденная Гриффин, за двадцать с лишним лет, хорошо усвоила эту семейную науку.

— Знаю, Берни. А успеешь проверить?

— В Штатах и Канаде мне хватить пары недели. А о случившемся в Европе я запрошу каблограммами мистера Валленберга и императора Михаила. Думаю, что всё чисто, но за полтора месяца мы будем точно знать стоит ли с ней отпускать Белль или достаточно будет уроков придворного этикета.