Я до хруста в костях потянулся и расслабленно откинулся на спинку плетеного кресла, благо полотенце лишало меня «удовольствия» отпечатать на своей спине рисунок плетения нашей меблировки.
Хорошо!
– Князь, сегодня мы хорошо потрудились, как мне представляется.
Емец потрогал распухшие губы и кивнул.
– Это точно, государь.
Отпив ароматного чаю, я отставил чашку и промокнул салфеткой губы.
– Что ж, Анатолий Юрьевич, я прочитал вашу аналитическую записку и нахожу ряд ваших предложений небезынтересными. Действительно, деятельность Экспедиции службы егермейстера двора стала привлекать к себе внимание со стороны зарубежных спецслужб. Столь обширная география операций, множество отделений по всему миру, приоритет к приему на службу лиц, которые имеют боевой опыт, – все это не может остаться незамеченным для опытного взгляда. Соглашусь с вами, что включение в сферу деятельности ЭСЕД ещё и вопросов обеспечения экспонатами археологических и палеонтологических музеев не только расширит ваши возможности и легендирование, но и внесет дополнительную путаницу в анализ наших врагов. Особенно по душе мне пришлись ваши предложения о всякого рода мистификациях и прочих поисках Грааля. Действительно, в нашем деле будет полезно прикрыться несколькими слоями правды, каждая из которых будет страшнее предыдущей. Так что я готов согласиться с вашим предложением, князь.
Емец склонил голову.
– Благодарю вас, ваше всевеличие.
Захрустев печенюшкой, я взял паузу и лишь затем продолжил:
– Но, Анатолий Юрьевич, я бы предложил еще больше расширить глубину слоёв правды в этом деле.
– Я весь внимание, государь.
Отпиваю из чашки.
– Так вот, князь. А что если вся ваша деятельность станет лишь прикрытием для каких-нибудь совершенно мистических или фантастических изысканий? Мол, все эти зверушки и прочие древние амфоры – это лишь прикрытие работы особой команды по поиску чего-то совершенно эдакого? Не древних мозаик и прочего хлама, а какого-нибудь древнего оружия, подавляющих волю магических кристаллов, хрустальных черепов и прочего потустороннего идиотизма?
Емец некоторое время помолчал, обдумывая сказанное мной.
– Ну, что тут сказать, государь? Чем больше слоёв правды, тем лучше. Но одних слов мало. Нужны какие-то совершенно секретные доказательства, какие-то утечки от перебежчиков, которых мы славно внедрим во вражеский стан. В общем, пока мало фактажа. Но я подумаю над этим и в течение недели постараюсь предоставить на рассмотрение вашего всевеличия новый взгляд на данный вопрос.
Киваю.
– Уж, постарайтесь. А чтобы вам лучше думалось, предлагаю передать в ведение ЭСЕД страшную Сухаревскую башню в Москве и тайные марсианские программы Министерства обороны. И объявим о создании в башне Музея диковин, а? Как вы считаете?
Анатолий усмехнулся.
– Да, как вы любите выражаться, государь, это будет вкусно.
Штормило. Тяжелые волны Босфора били в борт «Полярной звезды», создавая лишнюю качку. Можно было бы лечь на курс по волне, но мы здесь ненадолго, так что можно и потерпеть несколько минут.
Яхта «Гогенцоллерн» сверкала невдалеке, словно начищенная эмалированная кастрюля, поражая окрестных чаек своей сияющей белизной…
Вот интересно, почему у русского императора яхта черная, а у кайзера – белая? При всей тевтонской сумрачности и прочих мрачных атрибутах рейха? Какой-то скрытый комплекс или просто парадокс? Впрочем, сейчас это совершенно неважно.
Зазвучал протяжный горн.
Реквием.
Киваю Вилли, и мы вместе с кайзером поднимем венок. Совместный венок, который чтит память всех тех, кто погиб здесь. С обеих сторон. С обеих. Значительно больше, конечно, с немецкой стороны, но и наши потери были существенны.
Эпохальная битва, во многом переломившая ход войны, но, главное, во многом переломившая послевоенный расклад. Переход Болгарии на нашу стороны и оглушительный разгром Османской империи предопределили исходы Великой войны. И главным препятствием в этой операции для нас были именно немцы. В том числе крейсера «Гёбен» и «Бреслау», которые героически погибли в этой бухте.
И мы сегодня чтим их память.
Да, Мининформ в последнее время сдерживает акценты и старается не слишком уж представлять германцев врагами, ведь всем, и им, и нам, необходимо начать историю с чистого листа. Общественное мнение Единства осознало, что немцев можно бить, а общественность Германии убедилась, что Россия – серьезный и достойный противник.
Впрочем, сдерживая накал страстей в массовой прессе, мы не слишком навязчиво продвигали некоторые идеи, скажем так, достаточно неофициально. Так, например, в рижском отделении строительного треста «Aufbau Vereinigung», входящего в состав «Германского общества восстановления», скромно трудится вернувшийся из Москвы скромный же инженер-инспектор Альфред Вольдемарович Розенберг. Причем скромность означенного выпускника Императорского имени Николая Первого Московского технического университета, как и факт того, что он является представителем заказчика работ, не мешает ему активно публиковаться как во внутрикорпоративной газете, так и в немецкоязычной прессе Риги. А печатал он довольно любопытные опусы о том, что прусы и русы – это один арийский народ. И что германцы – это форпост арийского мира в Европе, Ну, и то, что русы – срединная земля арийской расы. Ну, и в таком вот духе.
Что ж, трест «Aufbau Vereinigung», он же «Организация реконструкции» в переводе на русский язык, должен был разогреть расовые настроения в рейхе, где они и так цвели пышным цветом. Нам осталось лишь несколько сместить акценты и подкачать их…
Церемониймейстер дал знак, и мы с кайзером плавно опустили совместный венок в волны моря.
В волнах заколыхались ленты цветов Единства и Германии, и, помимо надписей «от кого», там была и главная надпись на двух языках: «НИКОГДА БОЛЬШЕ!»
Впереди нас ждал Осовец, ждала Рига, ждал Моонзунд.
Мы должны были перевернуть черную страницу нашей истории.
Что ж, кайзер Вильгельм II преклонит колено перед монументом жертв химической атаки Риги. Тогда от германских снарядов погибло множество мирных жителей города. И это злодеяние не было забыто и стало частью большого процесса о преступлениях против человечности, трибунал которого сейчас проходит в Бейруте.
Да, Вилли спешил обелить себя, сбросив вину на военных и лично на Гинденбурга с Людендорфом. Мол, он был не в курсе и даже рядом не стоял, фактически был отстранен от власти военными, а сейчас полон гнева и чувства вины. Понятно, что реально немцы каяться ни в чем не собирались, и кайзер никакой вины за собой не чувствовал, но танцы с бубном на публику нужно было произвести обязательно.
Венок в бывшей бухте Стения. Венок в Риге. Венок в водах Моонзунда. Венок в крепости Осовец. Мы уважим и почтим память солдат с обеих сторон. Кайзер, чтящий память жертв Риги, Моонзунда и Осовца. Равно как и я, чтящий память доблестно погибших германских воинов в бухте баронессы де Боде и на месте разгрома немецкого флота на Балтике. В общем, мы с Германией окончательно миримся.
Подписан Пакт о ненападении. Как между Единством и Германией, так и между Новоримским и Нордическим союзами. Готовится Большой Договор о границах, дружбе и сотрудничестве. Эта тема крайне не нравилась ни в Лондоне, ни в Вашингтоне. И если первые скрипели зубами и ставили нам палки в колеса, то вот американцы старались нас всячески переманить на свою сторону, указывая на перспективность связей с США и опасность дружбы с «волком в овечьей шкуре» – Германией.
Мы осторожно кивали, торгуясь по всем пунктам. Причем и с американцами, и с немцами.
Что поделать, политика – вещь грязная. А ласковый теленок двух мамок сосет. У кайзера тоже были свои интересы в этом деле, поэтому официальное подписание Большого Договора между нашими империями мы перенесли на следующий год. Куда нам торопиться? Все договорено, а каждая из сторон вполне может из этого дела поиметь свой немаленький гешефт. Тем более что и кайзеру до конца я, разумеется, не верил (да и с чего бы?), а потому стремился получить от США максимум, пока нам дают.