И в какой-то момент она поняла, что до 27 февраля 1917 года и после этой даты действовали на исторической арене два совершенно разных человека, пусть внешне и не отличимые друг от друга.

Обнаружив это, Маша взялась за дело всерьез и с большим азартом. У неё были для этого все возможности и своя собственная служба разведки. Эта тайна влекла её. Да так, что она даже приставила ко мне баронессу Мостовскую, чтобы убедиться в своих подозрениях о том, что я – не бывший великий князь Михаил Александрович, ставший императором после отречения Николая Второго, а какой-то другой человек. Это был неожиданный шаг с её стороны – приставить к мужу его бывшую возлюбленную, от которой у него имеется старший сын. Это был рискованный шаг. Но римская школа интриг не дала ей сбиться со следа, уступив инициативу своим чувствам и ревности. Нет, она не сбилась и не отступила. И да, она была, безусловно, права, мой прадед бы не удержался от нового романа с Ольгой Кирилловной. Но я – смог. У меня не было чувств к ней. К тому же мне-то она приходилась прабабкой.

Но Маше откуда было об этом знать?

Я знал, что она ревнует к Мостовской, и не понимал, зачем жена приставила её ко мне. Вопреки всей логике. Я гадал о причинах, побудивших Машу сделать это, и не находил объяснения. А тут ещё Мостовская влюбилась в мою оболочку/личность с новой силой. Мы всё время находились на грани скандала, периодически давая императрице повод для ревности.

И Маша не могла не знать об этих ситуациях. Чего только стоит её милая телеграмма мне в Рим с одним-единственным словом: «ОБЪЯСНИСЬ». Признаться, я был в панике тогда, не зная, что и думать.

Два года её потрясающего терпения и милых улыбок. Два года огненной страсти и искренней любви. Два года холодного внимания и бесстрастного анализа.

Чтобы в один прекрасный день сделать свой ход.

Да.

Рим.

Вечный город.

Италия. Не перестаю поражаться глубине и размаху тайных дел твоих.

Тысячелетия смертельных интриг и кровавого коварства, лишь часть из которых, для детишек, описал наивными и простыми словами старик Макиавелли в своём «De Principatibus». Уверен, что для Лоренцо деи Медичи он давал советы совсем иным слогом и иным наполнением.

В общем, мне было уже не отвертеться. Концы с концами моей легенды уже никак не сходились, а наследие инквизиции никуда не делось. Там умели задавать вопросы. К тому же, как оказалось, я временами бормочу во сне. И не только всякие державные секреты, но и совершенно дикие для неё вещи.

Секреты-то – ерунда, у жены и так полный доступ к государственной тайне, тем более что сводки Ситуационного центра о текущих событиях ей доставляются постоянно. А вот моя болтовня из будущего явно выбивалась из образа христианнейшего царя-батюшки, вождя народу и отца солдатам. Такого себе рубахи-парня без страха и упрёка…

И, откровенно говоря, я думал, что после моего разоблачения всё между нами и закончится. Что наступил для меня в жизни облом. Полный и неизбежный разрыв с любимой женщиной. Развестись мы, конечно, официально не развелись бы, интересы короны этого не допускают, но настоящей семьи у нас бы больше не было. Ведь невозможно жить с человеком, который знает твоё будущее. Но Маша смогла.

Иной раз горячие молитвы даруют силы верующему человеку и творят воистину чудеса. А Маша веровала искренне и истово, как и подобает настоящей итальянке. Хотя она теперь уже на все сто процентов русская. Часто более русская, чем мы сами.

К нашему стыду.

Маша смогла со мной жить и дальше по очень простой причине. Ведь она после своих долгих молитв пришла к выводу, что я не знаю будущего. Я тут таких дров уже наломал, что того, известного мне по прошлой жизни, будущего уже не случится никогда.

Что ж, вероятно, это действительно так.

Итак, нас фактически стало двое в этой Вселенной. Попаданец и его любимая. Пусть моя милая царица сама не из будущего, но она теперь всё знает о нём. Или всё узнает. Она буквально выкачивает и выпытывает у меня мои воспоминания о будущем. И процесс этот скоро не закончится. А это значит, что она на всё вокруг будет смотреть, да и уже смотрит, совершенно иным взором, понимая глубинный смысл и причины происходящего. Как и то, к чему это в итоге приведет.

А это много значит и многое даёт.

Знал бы прикуп – жил бы в Сочи. Так говорили в моём будущем.

Прикуп я знал. Потому и жил во владетельном особняке на личном острове посреди собственного моря, окруженного берегами моей Империи.

Император Михаил Второй Всероссийский, Михаил Десятый Ромейский и Михаил Первый, Император-Август Единства. Три в одном. Три короны на одной голове. Как, впрочем, и на миленькой головке, лежащей в моих объятиях восемнадцатилетней девушки. Правда, она Императрица-Кесарисса Единства, второе лицо с моими правами – вдруг что со мной случится, но не суть. У неё и так власти предостаточно.

А ещё перед этим, перед обретением сего сверкающего ювелирного гарнитура в качестве приза, я умудрился предотвратить революцию и разгром России в Великой войне. Предотвратить войну Гражданскую, разруху и гибель миллионов. Завоевать Ромею. Провести земельную реформу, ввести в России Конституцию и выборы в новый парламент. Обошлись мы тут безо всяких там Учредительных собраний. Избранная Пятая Госдума сформировала правительство, и я утвердил премьер-министра, выбрав из нескольких предложенных Думой кандидатов.

Что поделать, в России сейчас дуалистическая монархия. Это в Ромее у меня чистый и незамутненный абсолютизм самодержавия, а вот в России я демонстративно играюсь в Конституцию, так что приходится мне вести себя подобающим образом, соблюдая ритуалы и давая депутатам драть глотки в парламенте, а не на площадях и митингах. Впрочем, у меня был компромат почти на каждого из этой тусовки, а Высочайший Следственный комитет крепко держал их за горло, так что лишнего они себе не позволяли. Слишком яркими были воспоминания у депутатского корпуса о повешенных рядком на Болотной площади руководителях и прочих депутатах Четвертого созыва Государственной Думы, посмевших влезть в заговор против императора [185] . Один заговор я им простил, помиловав в честь своего восхождения на престол, а вот второй, затеянный уже против меня самого, я расценил как личное оскорбление. Так что и новые депутаты чётко понимали, что это не абстракция, что я держу их за глотку и, если что, за эту самую глотку могу их и повестить.

Ладно, это мысли не для супружеской постели.

Что ж, много дел я тут наворотил, изменив мир до неузнаваемости. Великая война, блистательный триумф в эпической битве с немцами при Моонзунде, разгром Османской империи, Проливы, ставшие нашими, и крест над Святой Софией. И Остров, как неформальный центр объединенной теперь Империи. Тут нечего добавить. Разве что развевающийся ныне флаг Единства над русским кварталом в Иерусалиме [186] .

Новоримский Союз – вот ещё туда же, в список моих побед. Союз, включающий в себя Россию, Ромею, Италию, Грецию, Болгарию, Сербию, Румынию, Славокорусинию и Черногорию. Союз, волею событий возникший в нашей части Европы. И переговоры с уже почти союзной нам Германией. Переговоры, в результате которых мы с кайзером Вильгельмом крепко ударили по рукам и поделили весь мир на сферы влияния, фактически договорившись, что Новоримский Союз и Нордический Союз будут, вдруг что, драться спина к спине, прикрывая друг друга и помогая друг другу в битве против общих врагов.

И главный приз моего попаданства лично для меня – любимая женщина и замечательные дети.

Таков каприз истории или тех сил, которые стоят над ней.

Сказка – так могут сказать многие. Но пройти этот мой «сказочный» путь длиной в два с лишним кровавых года я не пожелаю даже своему злейшему врагу.

Злейшему.

Как я дошел до такой сладкой жизни?

Плохо дошёл. Дошел сквозь сражения, боль, грязь и кровь. Приходилось активно воевать, в том числе и лично. Приходилось убеждать. Выступать на митингах перед огромными толпами, в том числе и вооруженных людей. Даже с броневика однажды выступил на Красной площади, было дело.