Остров. Любимые детки. Редкие гости. Ещё более редко меняющаяся челядь. Красивые виды на опостылевшее море. Доклады-доклады-доклады. Её милостивые улыбки и подобострастные поклоны придворных. Книксен-книксен-книксен. Интервью. Вновь море. Остров.
Она чувствовала себя какой-то мелкой чиновницей, которая ежедневно ходит на службу, а не государыней необъятной империи. И райская жизнь, которая так осточертела. Хоть бы снег пошел!
Как уехал Миша, стало совсем невмоготу. Что осталось? Детки да чёрная кошечка на коленях. Даже конные прогулки на белоснежной Европе больше не приносили удовольствия.
А тут еще Миша устроил бал в палаццо Венеция. И с кем! Мостовская эта ещё… Когда она сама в последний раз была на балу? Да, вот, в палаццо Венеция и была. Полтора года назад.
Остров стал её роскошной тюрьмой. Сотни миллионов людей мечтали бы о такой восхитительной тюрьме, но тюрьма есть тюрьма.
Когда же закончится это наказание, это проклятая «американка»? Когда Маша наконец-то вырвется отсюда на свободу?!
Императрица почесала пантерицу за ухом и спросила её невесело:
– Может, подкоп устроить, как думаешь?
В конце концов, редко какие европейские монархи себя так изнуряли, как приходится ей. Система «Внутренней Монголии» была достаточно эффективна, и особой опасности уже не было. Она с детьми могла переехать в Константинополь. Но Миша был непреклонен. Обещал, что срок её заключения закончится к концу года. Они даже очень сильно поругались на эту тему. Очень сильно. Он потом целовал её опухшие заплаканные глаза, но не уступил. Уступила она.
Впрочем, Маша была более чем уверена, что даже прикажи она сейчас готовить яхту к отплытию, Мишу незамедлительно об этом поставят в известность, и тут же поступит прямой запрет. Хотя обойдутся и без прямой команды. Её просто не выпустят с Острова.
Кто она? Просто мать наследника? Сосуд, произведший требуемое? Господи, Господи, дай сил…
Да, она сама плотно следила за своим мужем посредством собственной разведки и знала почти о каждом его шаге, но не превратилась ли она в ревнивую стервозную жену, от которой сбегает муж под любым предлогом и которая ревнует своего ненаглядного к каждому столбу у дороги? И вообще, нормальна ли такая семейная жизнь? Нет, конечно. Ничего нормального в этом нет.
Зачем она следит за ним? А зачем он все время держит её под своим неусыпным контролем? Как шутит (?) Миша: «Большой Брат следит за тобой!» Очень смешно. Очень. До слез.
Как выматывает и угнетает это всё. Словно не любящая пара, а злейшие, коварные враги…
Маша потерла глаза, стараясь сдержать слезы. Ночь прошла тяжело. Ей снились кошмары. В память врезалась жуткая сцена, в которой её и всё королевское семейство выбрасывают с балкона римского Квиринальского дворца, а вокруг вопит, потешаясь, публика. Бывшие подданные, которые еще несколько дней назад боготворили её, злобно кричали теперь ей в лицо: «Распни её!» Она проснулась в ледяном поту и долго с ужасом смотрела перед собой, никак не приходя в чувство. К чему этот сон?! Вещий ли он?
– Пресвятая Богородица, помолись за нас, грешных.
Маша перекрестилась, впрочем, не вставая с кресла, дабы не потревожить котика. Богородица милостива и поймет, что не ради гордыни она не встала. Пантерица ведь тоже тварь Божья.
Царица поймала себя на том, что её мысли хаотично мечутся из стороны в сторону. Её метущаяся душа не знала покоя.
Счастлива ли она? А что такое счастье императрицы? Она не знала ответа на этот вопрос. Да, она очень любит своего мужа. В этом у неё нет никаких сомнений. Готова на всё ради него. Главнее его в этой жизни лишь их общие детки. И он любит её, она знает это. Им хорошо вместе. Тогда в чем же проблема? Почему всё так ужасно? Может, в том бреде, который она иногда слышит? Может, у него беда, и он боится ей рассказать? А может, проблема глубже?
Он скрывает от неё что-то. Он неискренен с ней. Он всё время боится сказать что-то лишнее. И это не какие-то государственные тайны, к которым у неё и так неограниченный доступ, это что-то личное, что-то такое, что так страшится Миша ей поведать. Потому и бредит ночами, мечется головой по подушке, потому и просыпается так часто в холодном поту, дрожит, да так, что ей приходится обнимать его, успокаивая и согревая теплом своей любви. И лишь потом он успокаивается и засыпает. До следующего раза.
Что? Вот что она должна думать? Особенно после всего, что она о нем узнала?
ШВЕЙЦАРСКАЯ КОНФЕДЕРАЦИЯ. ЦЮРИХ. КАНТОН АРГАУ. ЛЕНЦБУРГСКИЙ ЗАМОК. 13 мая 1919 года
Что ж, протокол остался позади, позади же остались и многочисленные дипломатические экивоки прочие ужимки официальных делегаций. Наши министры дел иностранных и прочие сопровождающие лица будут в томлении ждать нашего выхода из-за закрытых дверей, вход в которые запрещен всем без исключений. Формально переговоры с глазу на глаз должны продлиться лишь два часа, но неужели кто-то всерьез полагает, что двух императоров как-то ограничивает протокол?
Так что наши делегации вполне могут и похудеть, ожидая нас. Реальная политика делается здесь, а не где-то там, за столом официальных переговоров, в лучах софитов и в свете вспышек фотоаппаратов.
Что ж, это не Ялтинская конференция 1945 года и тем более не Ялта образца осени 1917 года, но влияние на судьбы мира от нашей встречи, вне всякого сомнения, будут колоссальными. Для всего мира. Но сумеем ли мы договориться?
Вновь жмем друг другу руки. Вильгельм делает приглашающий жест, указывая на два высоких стула, стоящих у массивного, готического стиля, черного дубового стола. Мы расселись, оказавшись в пяти метрах друг от друга.
Перед нами лишь блокноты, листы бумаги, графины с водой и чайники с чашками. Разумеется, каждый из нас принес и положил перед собой свои папки с материалами. Что-то готовили службы и дипломаты, но немало было написано и от руки. И у меня, и у Вилли.
Да, пришло время серьезного разговора. Одного из самых серьезных за все мое царствование. В один ряд я бы смог поставить разве что договор с Италией о союзе, разговор с Машей, когда мы наконец-то объяснились, и переговоры с болгарским царем и наследником (после того как Слащев выкрал их из Софии и доставил в Москву). Именно те переговоры в итоге позволили нам завоевать Ромею и перекроить в нашу пользу всю Европу.
Нет, пока еще не всю. Ситуация зыбка и трудно прогнозируема.
Вильгельм начал с банальностей.
– Давно не виделись, Миша.
Киваю кузену.
– Да, еще до войны.
Мы помолчали. О чем думал Вилли? Не знаю, но вряд ли он посыпал голову пеплом и сильно печалился тем, что нам пришлось воевать. Что ж, мы не смогли разбить их (да и не особо стремились), а они не смогли разбить нас (хотя и очень хотели). Примерный паритет.
Кайзер вздохнул:
– Зря потратили три с половиной года. Впрочем, основные претензии у меня к твоему старшему брату, так как он вел крайне неразумную политику, подыгрывая Лондону и Парижу. Союз Германии, Австро-Венгрии и России положил бы к нашим ногам весь мир. К нам бы наверняка присоединилась, как это и планировалось изначально, Италия, да и Румыния бы выступила на нашей общей стороне. Германия, Россия, Австро-Венгрия, Османская империя, Италия, Румыния, Болгария. Британия и Франция не устояли бы против такой мощи. Почему так не случилось?
Пожимаю плечами.
– Вероятно, потому что ты, дорогой кузен, подстрекал Вену выдвинуть ультиматум Сербии, прекрасно зная, что Россия не останется в стороне?
Тот не стал спорить.
– Да, в этот момент война была уже неизбежна. План войны был хорош. Однако не сложилось ни у вас, ни у нас. Но что мешало договориться нам лет на пятнадцать-двадцать раньше? Я понимаю, что история не имеет сослагательного наклонения…
Ещё как имеет, на меня посмотри, дорогой Вилли.
– …Однако же прошлое существует для того, чтобы извлекать из него уроки, не так ли? Позади Великая война, но ни одна из проблем великих держав не была по её итогу разрешена. А это значит, что новая Великая война, или, если угодно, вторая часть Великой войны, разразится неизбежно. У нас с тобой есть лет десять-пятнадцать на то, чтобы устранить малейшую возможность наших врагов рассорить нас и столкнуть нас лбами. Лондон и Вашингтон, дельцы Сити и Уолл-Стрит, спят и видят, как мы с тобой и наши народы вновь сцепимся до последней капли крови, пока эти деляги наживают барыши на наших жертвах. А потом обдерут обескровленного победителя нашей дуэли. Посему главный итог нашей сегодняшней встречи я бы хотел увидеть в виде принципиальной договоренности между нами о разделе сфер влияния и интересов в Европе и в мире.