— Тогда зачем им соглашаться на переговоры?

— Могу предположить, что они считают, что им выгодно тянуть время. Возможно, они ждут подкреплений или новостей о результатах засады на наш бронепоезд. Слышишь, как опять там палят? К тому же их солдатам тоже нужна передышка перед новой схваткой.

— А если это ловушка и вас там просто пристрелят?

Емец пожал плечами:

— На все воля Божья. Так что, Воронов, остаешься за старшего.

Штабс-капитан кивнул, а Анатолий легко поднялся на ноги и перескочил импровизированную баррикаду, не забывая держать над головой белый носовой платок. Из-за мешков немецких позиций показалась фигура офицера, которая, в свою очередь, размахивала платком над своей головой.

Емец цепко оглядел приближающегося офицера. Пожилой, в форме майора, грузная фигура, судя по разводам на кителе, явно пытался привести себя в порядок, пройдясь щеткой по форме. Очевидно, фронтовик. Возможно, из элитных частей, но не слишком элитных.

Русский козырнул первым:

— Подполковник Емец, Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Георгиевский полк, комендант города Туккум.

Немец козырнул в ответ и усмехнулся:

— Майор Шнайдер, 34-й Королевы Виктории Шведской фузилерный полк, комендант города Туккум.

Емец улыбнулся:

— Приветствую вас, коллега!

Шнайдер кивнул:

— Благодарю. Я так же вас приветствую. Вы жили в Германии? У вас хороший берлинский выговор.

Анатолий обошелся общими словами:

— Да, я жил несколько лет в Берлине. Еще до войны, разумеется.

— Разумеется. Что ж, мир тесен, мы вполне могли где-то пересекаться. Итак, герр подполковник, вы инициировали нашу встречу, потому первое слово вам.

— Благодарю вас. — Емец сделал приглашающий жест. — Не будете возражать, если мы пройдемся между нашими позициями. Я не хочу, чтобы из-за наших напряженных застывших фигур у кого-то из ваших или моих солдат дрогнул палец на спусковом крючке.

Немец склонил голову, соглашаясь с этим аргументом.

— Не возражаю.

И они двинулись посередине поля боя, держась на одинаковом удалении от позиций обеих сторон.

— Итак, герр подполковник? Я надеюсь, вы не ожидаете того, что мы капитулируем или что здесь сейчас начнутся братания? Говорю сразу, этого не будет.

Анатолий, досадуя, что бронедрезины где-то задерживаются, ответил:

— Нет, ничего подобного у меня в мыслях не было. Я не ожидаю братания, а, равно как и не требую вашей капитуляции. Вы дрались достойно. Но, воздавая должное стойкости и героизму ваших солдат, не могу не отметить, что положение ваше безнадежно. У нас орудие, которое уничтожило пулеметную точку на водонапорной башне, у нас минометы и, если потребуется, мы завалим ваши позиции минами. Вы же сейчас ничего противопоставить нам не можете, ваши пушки разбиты, осталось несколько пулеметов и несколько десятков винтовок. Я не сомневаюсь в готовности каждого из вас умереть за Фатерлянд, но бывают ситуации, когда смерть на поле боя бывает бессмысленной и даже глупой.

Шнайдер философски ответил:

— Война чаще всего такой и есть — бессмысленной и даже глупой. Но война есть война, как бы мы к ней не относились. А долг есть долг. Надеюсь, вам, как офицеру не требуется объяснять, что это такое?

Емец пожал плечами.

— Законы и обычаи войны не видят ничего предосудительно даже в капитуляции, дабы избежать бессмысленных жертв в безнадежной ситуации. Я же даже не предлагаю вам сдаваться в плен. Просто оставьте свои позиции и уходите. С оружием и знаменами, если они у вас тут есть. Вот какая польза Германии от того, что здесь бессмысленно поляжет еще сотня молодых немецких мужчин? Вы все погибнете задолго до того, как к вам подойдет возможное подкрепление и станцию мы возьмем все равно. Не потеряв больше ни одного человека при этом.

Майор, прислушиваясь к все разгорающейся удаленной канонаде и пулеметной перестрелке, отрезал:

— Мы солдаты, а солдаты клянутся, в том числе и умирать, если того потребуют интересы Фатерлянда. У меня приказ оборонять эту станцию, как важный железнодорожный узел и я намерен это сделать. И я взорву ее, если потребуется. На развалины станции вы пройдете только по нашим мертвым телам. Так что, если это все, что вы хотели сказать, то разрешите откланяться. Честь имею.

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. БРОНЕДРЕЗИНА «СТРЕЛА-5. БАЛТИЕЦ». 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.

Едва они выехали под прикрытие дальнего холма, как Гримм дал команду на построение. Оба экипажа и десант выстроились в два ряда, когда к ним обратился лейтенант.

— Братцы! Наша разведка увенчалась успехом и на линкор переданы координаты вражеских позиций, по которым уже ведут огонь орудия главного калибра. Благодарю за службу!

Три десятка моряков гаркнули уставное:

— Честь в Служении на благо Отчизны!!!

Козырнув в ответ, Гримм продолжил:

— Поступил новый приказ — наши крейсеры кровь из носу нужны на станции и нам приказано прорваться туда.

Повисла напряженная тишина. Матросы запереглядывались, но боцман Боров гаркнул и все замерли в строгом соответствии с Уставом.

Лейтенант Гримм сказал просто:

— Мы только что были там, за холмом и вы все видели, что вражеская батарея на холме не подавлена. Нам удалось вернуться без потерь. Да, на позиции противника вновь падают наши снаряды, но у нас нет времени ждать целый день того момента, когда немецкая батарея будет полностью уничтожена, тем более что утренний обстрел не дал результата. Мы нужны на станции сейчас. От этого зависит успех всей операции.

Обведя замерший строй, лейтенант вновь отчеканил командирским тоном:

— Я вызываю добровольцев! Добровольцы, три шага вперед!

Ни один моряк не остался на месте.

— По машинам! Самый полный!

Две бронедрезины вновь устремились вперед. Вынырнув из-за холма, они вновь оказались в зоне действенного огня орудий противника, но пока по ним никто не стрелял. Наоборот, большой холм вновь вспыхивал разрывами снарядов бронепоезда, но было понятно, что никто ничего в их ситуации гарантировать не может.

Впрочем, вот и холм начал огрызаться, послав первый снаряд в сторону бронедрезин, но, к счастью, в этот раз довольно далеко. Напряженно разглядывая холм, лейтенант понимал, что разрывы не только помогают их «крейсерам» прорваться, но и одновременно мешают им определить место, откуда ведется огонь с немецких позиций. Но, делать нечего, придется положиться на русское авось.

— Огонь!

Все четыре их пулемета ударили разом, поливая приближающийся холм свинцом вдоль и поперек.

Новый взрыв уже ближе.

Похоже, что там стреляет только одно орудие. И вроде им самим всего-то нужно две-три минуты на то, чтобы проехать эту пустошь и укрыться от противника за его же холмом. Но, две-три минуты — это если ехать на полном ходу, который так легко прогнозировать, а они то и дело тормозят, разгоняются, а то и дают задний ход, в надежде сбить прицел канониров противника.

Еще взрыв.

Пулеметы грохочут, как бешенные, но пока без видимого результата. Точнее, с явной безрезультатностью.

Снаряд пролетел между двумя бронедрезинами. Осталось метров триста. Пора.

— Сигнал Смирнову! Самый полный вперед!

Последние разрывы на холме подтвердили, что сигнал об остановке огня на бронепоезде получен и понят. Что ж, теперь вся надежда на скорость и на то, что немцы не сумеют попасть в бешено летящие по дуге поворота компактные коробки.

Еще взрыв. Пока Господь хранил их.

Пулеметы уже нащупали место, откуда по ним велась стрельба и сотни пуль обрушились на этот участок холма. Попали? Нет? Бог весь. Но они успели, вот и холм прикрывает их. «Балтиец» на полном ходу обогнул холм и устремился в сторону Туккума.

— Полундра!!!

Шедший следом «Кронштадтец» вдруг вспух, из всех его щелей полыхнуло пламя, а десант поломанными фигурами посыпался на землю.

— Черт!!! Огонь по батарее!!!