Грохнуло орудие.
Я приложил ладонь к обрезу фуражки. Синхронно вслед за мной это сделали Маша, Николай, Ольга, дочери Ники (одетые по случаю в мундиры подшефных полков), Алексей, одетые в форму Звездного лицея мальчишки, поручик Иволгина, офицеры и команда линкора.
Лишь Аликс, одинокая и безучастная, осталась недвижима в своем кресле. Да еще и стоящая позади нее фрейлина.
Разумеется, банда Суворина работала вовсю, и Военно-просветительское управление недаром получало усиленное питание. Съемка велась и на борту линкора (с самых выгодных ракурсов), и на берегу, и с берега.
Русские отдают дань уважения геройски погибшим врагам.
Бухта Стения проплывала мимо нас, и я провожал взглядом торчащие из воды мачты затонувших в том бою кораблей. Да, это была наша первая громкая победа над немцами за все время моего царствования. Впереди было много побед, был Моонзунд, были Галиция и Курляндия, были Рига и Двинск, но именно та ночь и то утро 6 августа во многом предопределили наш дальнейший успех.
Но немцы, надо отдать им должное, труса не праздновали и дрались с отчаянием обреченных. Да так, что я приказал при подъеме «Гебена» и «Бреслау» похоронить всех найденных немецких моряков со всеми воинскими почестями.
Честно говоря, я вообще забыл про эту Стению, когда планировал маршрут прибытия в Константинополь, но граф Суворин решительно обратил мое внимание на сей факт и на перспективы, которые можно получить при правильных акцентах в пропагандистской кампании.
Выслушав его доводы и планы, я дал добро. И вот теперь мы стоим здесь и отбываем свой номер. Что делать, пропаганда требует жертв. Хорошо хоть таких. В этот раз.
Но все заканчивается, и бухта также осталась далеко позади. Впереди же уже были видны окраины Константинополя. За месяц запах пожарищ полностью выветрился из воздуха, но следы огня еще встречались в городе, несмотря на ударную работу инженерно-строительных батальонов.
И судя по всему, город все еще почти пуст. Наши переселенцы и солдаты заняли не так много, прежним жителям-христианам разрешат вернуться только после принесения присяги мне как императору Ромеи, а прочим в столицу возврат вообще закрыт. Те же из христиан, кто не покинул город, пока явно присматривались к новым властям и не особо торопились лезть на глаза. Впрочем, тут наверняка и ИСБ поработало в рамках обеспечения безопасности нашего прибытия. Так что…
В общем, встречал нас тихий и молчаливый Константинополь.
Я в кои-то веки степенно набил отцовскую трубку табаком и, раскурив, с наслаждением затянулся. Ароматный дым поплыл над адмиральским мостиком, уплывая куда-то назад, в сторону прошлой нашей жизни, сдуваемый встречным ветром.
Маша вновь пошла обаять девочек, а Николай вновь предпочел остаться со мной. Я ожидал, что он захочет что-то сказать, но он лишь молча смотрел на проплывающий берег.
Пыхнув пару раз трубкой, я усмехнулся.
– Знаешь, брат, я много лет мечтал о том, что я ворвусь в Царьград во главе своих диких горцев. Несколько раз Россия была на пороге взятия Константинополя. Но всякий раз находились обстоятельства, при которых русский царь был вынужден отдать приказ об отводе войск и согласиться на унизительный мир. И я поклялся себе, что вне зависимости от того, что мне за это будет грозить, я, если окажусь на пороге Царьграда, прикажу взять город. Прикажу, даже если ты прикажешь уходить, даже если мне за это будет грозить трибунал. Мы слишком часто оглядываемся. Слишком часто. Историю делают герои и отчаянные безумцы.
У наших французских союзников есть очень меткое слово – passionner. Именно пассионарии творят историю.
Именно те, кто ведет за собой народы, кто дарит окружающим своей энергии куда больше, чем получает сам, кто увлекает новыми идеями или вдохновляет новой целью. Десятки и сотни племен срываются с места и идут куда-то к горизонту. Начинается Великое переселение народов. Создаются новые империи и уходят в небытие старые. И каждый раз кто-то нарушал приказ или незыблемое правило. Кто-то брал инициативу на себя. Цезарь провозглашал: «Рубикон перейден!» и изменял историю мира. Сотни лидеров до него и после него делали то же самое. Но помимо лидеров есть и общая потребность народов. Кое-кто находится на взлете и в начале своей истории, кто-то же уже близок к своему закату и угасанию. Россия сейчас, словно могучий линкор, идет в будущее на всех парах. Империя и народ наш разбужены, и уже никогда не станут прежними. И либо мы сами станем пассионариями, или же пассионарии создадут новую Россию, но уже без нас.
Что ж, закончена официальная часть встречи августейшей четы, позади марш роты почетного караула Царьградского военного округа и праздничный торжественный молебен в Святой Софии, где Вселенский патриарх буквально из кожи вон лез, дабы продемонстрировать нам свою лояльность и прочее понимание исторического момента. Все это уже позади.
И теперь мы вполне могли на некоторое время предаться обычному туристическому времяпрепровождению, выражающемуся обыкновенным осмотром местных достопримечательностей и фотографированием на их фоне. Правда, побродить в свое удовольствие нам пока не удалось, поскольку осмотр достопримечательностей вновь вылился в импровизированное совещание с главным архитектором и руководителем строительных работ относительно хода восстановления и реставрации Святой Софии, сохранения исторического наследия и прочих моментов, которые всегда возникают на объектах государственного значения.
Например, такие моменты, как проект конкурса на возведение в Константинополе Триумфальной арки.
Мы с Машей слушали, кивали, задавали вопросы. Получали обстоятельные ответы. Ольга ходила рядом с нами, но, не будучи еще официально возведенной в должность, вопросов задавала мало, предпочитая пока помалкивать и запоминать, прекрасно понимая, что за все я потом спрошу именно с нее.
Что ж, минареты вокруг Святой Софии практически уже разобрали, хотя окрестности собора все еще напоминали то ли грандиозную стройку, то ли грандиозные развалины, то ли свалку строительного мусора. Вероятно, верными были все три утверждения.
Вообще же, реконструкции подлежали все мечети в городе и в Ромее в целом, которые прежде были христианскими церквями. Разумеется, все они в самое ближайшее время вновь станут православными храмами и вскоре примут своих первых прихожан. Те же культовые сооружения, которые изначально были построены как мечети, я велел пока не трогать. Не то что я планировал иметь в городе большое количество мусульман, но и сильно дразнить гусей в условиях полного разгрома и унижения Османской империи я посчитал излишним и политически нецелесообразным. В конце концов, среди моих подданных обеих империй достаточное количество мусульман, и они должны иметь свои места для молитвы и общения с Богом. Так что ту же Голубую мечеть я перепрофилировать не планировал.
Наслушавшись руководителей восстановительных работ, мы таки перешли к селфи. В том смысле, что наш лейб-фотограф Прокудин-Горский и прочая суворинская банда фотографировали и снимали нас в кино, а мы стояли в разных составах на фоне Святой Софии.
Мы, члены императорской фамилии и Георгий.
Мы, генералы и отличившиеся офицеры.
Мы, Вселенский патриарх и прочий церковный бомонд.
Мы и женщины-военнослужащие, участвовавшие в этой кампании.
Мы и все женщины, участвовавшие в этой кампании.
Мы и военные медики, участвовавшие в этой кампании.
Мы и «лучшие люди города», пока весьма малочисленные.
Мы и члены временной военно-гражданской администрации.
Мы и особо отличившиеся на восстановительных работах в Константинополе.
Дело было муторное и довольно утомительное, но мы прекрасно понимали, что каждая такая фотография для любого из запечатленных на ней станет семейной реликвией, которая будет передаваться из поколения в поколение, станет настоящей святыней, а потому стоически терпели и приветливо улыбались в кадр.