Пожимаю плечами.

— Фиг знает. Может итальянцы просто слишком молодая нация?

Отрицательное движение головой:

— Нет, я думала над этим. Немцы, те же, объединяться стали примерно в то же время. Но немцы смогли создать Империю, а итальянцы — нет. Почему?

Прикрываю глаза.

— А с чего вдруг вопрос?

— Не знаю. Просто получила письмо от отца. Он сокрушается по поводу медленного освоения новых территорий Рима в Малой Азии. Не хочет народ туда ехать в массе своей, хоть стреляй. Если и уезжают, то в Ромею или в Америку, а вот новые итальянские земли заселяются итальянцами очень плохо. Зато русских и французов на земли Рима в Малой Азии прибывает предостаточно. И я задумалась — почему так? Чем Ромея для самих итальянцев интереснее римской земли в тех же краях Малой Азии?

— Ну, не знаю. Ты должна лучше знать итальянцев чем я. И ты же понимаешь, что большинство из прибывших в итоге станут русскими и назад уже не вернутся? В конце концов, та сама стала русской. Почему?

Усмешка.

— Хотя бы потому, что я вышла замуж за русского Императора. Но и это аргумент так себе. Я вполне понимаю Мафи, ведь у неё была перспектива замужества за болгарским царём, но вот та же Ива? Ладно, перспектива замужества за сына русского Императора и будущего Великого Князя Сунгарии — это интересная перспектива. Но даже и без всего этого Джанну не загонишь назад в Италию! Когда с ней трудно, я грожу ей возвратом домой, и она тут же сдает назад в своих претензиях на жизнь в России. Почему так получается, а? Почему итальянцы охотно присоединяются к «Русскому проекту», но при этом не хотят строить собственный «Римский проект»?

Маша помолчала. Наконец она произнесла задумчиво:

— Парадокс в том, что Россия, давая всем свою защиту, покровительство и возможности, одновременно фактически высасывает все живые соки из тех же Италии и Франции. Всё больше активных людей стремятся в Единство. Ты сам знаешь статистику — Россия по количеству иммигрантов уже обогнала Соединенные Штаты. Причем в Америку едут всё больше бедняки в поисках лучшей жизни, а в Россию как раз те, кто чего-то в жизни стоит и верит в то, что его знания, опыт, хватка и прочее найдут своё применение в новой жизни. В Единство переносят своё производство тысячи фирм! И если на Францию мне наплевать, то вот вопрос с Италией и её перспективами, как ты понимаешь, не даёт мне покоя.

Огонь трещал в камине дровами. Я лишь вздохнул, отвечая:

— Не знаю, что и сказать, счастье моё. В моей истории мегаполисы буквально вытягивали соки из всей округи. Та же Москва моего времени по факту заставляла хиреть города и деревни в радиусе сотни, а то и двух сотен километров вокруг себя. Зачем работать где-нибудь в Твери, Туле или Владимире, если можно податься в Москву или ездить в столицу ежедневно на работу и зарабатывать в разы больше? И ладно еще областные центры, там ещё так-сяк, а более мелкие населённые пункты? Там же просто был кошмар! Сколько я ездил и сколько видел такого, что приличествовало бы скорее какому-то потерянному времени, чем комфортным годам третьего тысячелетия! Разруха, разруха, разруха и это в сотне-двух километров от Москвы! Так что подозреваю, что Единство стало и станет в дальнейшем таким же магнитом, такой же точкой притяжения всех и вся, как была Москва моего времени. Могу тебя успокоить лишь тем, что в моей истории итальянцев из Италии уезжало точно не больше, чем уезжает сейчас, просто все они ехали в Америку, а власти в Риме лишь стимулировали и всячески подталкивали этот процесс, желая уменьшить количество голодных ртов в непростой экономической ситуации. Но, ничего, Италия выдержала, и в третьем тысячелетии была отнюдь не на последнем месте в Европе.

Но жена упрямо спросила вновь:

— Но почему они не хотят переселяться в новые итальянские колонии?

— Не знаю, опять же. Возможно, что они не видят принципиальной разницы между старой Италией и новой. В конце концов, ты и сама в полной мере причастна к этой ситуации. Ты и твои сёстры явили итальянцам пример того, как можно изменить жизнь, покинув Италию. Ты олицетворяешь для бывших твоих соотечественников ту новую жизнь, о которой они мечтают. Перемены. Ветер грядущего. Всякие женские права и возможности. Я могу тут сказать сотни умных слов, но ты понимаешь о чём я, так что обойдёмся без этого глупого пафоса. Но множество общественных движений и течений, типа тех же суфражисток, считают Единство локомотивом будущего, тем образцом, к которому нужно стремиться. Неудивительно, что находится немало людей, которые не хотят ждать перемен у себя на родине, и устремляются в поисках лучшей новой жизни туда, где, по их мнению, всё это или уже воплощено в реальность, или уже близко к этому. Потому и едут. Тут ничего нового, так было всегда. В ту же Америку веками ехали именно поэтому. Едут и к нам. Так что…

Я развел руками.

— Такова се ля ви, как говорится.

Вздох.

— Это я всё знаю и понимаю. Я не наивная школьница. Но пытаюсь понять — почему итальянцы так и не превратились в имперскую нацию? Почему вся напыщенная Римская имперскость — это лишь пустая пафосная декорация? Насколько я помню твои рассказы, при том же Муссолини было ничем принципиально не лучше. Много пафоса, но всё это вызывало лишь снисходительную иронию и вечные военные катастрофы. Даже Эфиопию не смогли победить.

— И к какому выводу ты приходишь, если не секрет?

Императрица помолчала. Затем проговорила нехотя:

— Италия не состоялась. Итальянцы — это воплощение Джанны.

Слегка опешив от такой параллели, уточняю:

— Не понял. Чем итальянцы похожи на твою сестру и почему именно на неё?

Бывшая принцесса Иоланда Савойская пожала плечами.

— Я покинула Италию, выйдя за тебя замуж. Мафи покинула Италию, выйдя замуж за Бориса Болгарского. Тут всё понятно. Джанна же просто сбежала из Италии и наотрез отказывается туда возвращаться. Говорит, что настоящая жизнь в России, а в Риме тоска смертная и делать ей там совершенно нечего. Да так, что воспринимает мои угрозы отправить её домой в совершеннейшие штыки, соглашаясь на любые уступки, лишь бы я её не отправила к папочке и мамочке. И тут вопрос не только в перспективе стать здесь Великой Княгиней Сунгарийской. Она в принципе не хочет назад в Италию. Уверена, что так рассуждают многие из уехавших. Равно как и тех, кто ещё не уехал.

Помолчав, Маша подвела итог:

— Думаю, что через полвека-век Италия, как и весь Новоримский Союз, просто растворится в Единстве.

ЯПОНСКАЯ ИМПЕРИЯ. ГДЕ-ТО В ОКРЕСТНОСТЯХ ФУДЗИЯМЫ. 25 декабря 1921 года.

Сегодня у Ольги было настоящее Рождество. Ей даже доставили презент от принца Ямасина Такэхико из линии Ямасина — настоящую роскошную ель и целых два ящика ёлочных украшений. Служители помогли ей поставить хвойное дерево, но украшать ёлку она им не разрешила, предпочтя делать это самой.

И вот теперь у неё есть настоящие подарки — целых четыре письма из России. Первое — от мужа, второе от сына, третье от Императора, а четвертое, как это не было удивительно, было от Императрицы и писано оно было Марией собственноручно. Письмо не было слишком личным, но помимо краткого отчёта о присмотре за сыновьями Ольги, содержало и несколько не совсем дежурных фраз поддержки. Что ж, Мария не забыла свою статс-даму, и невзирая на достаточно непростые отношения между ними, всё же написала ей письмо с личными поздравлениями с Рождеством.

Письмо от мужа было наполнено словами любви и имело в комплекте фотографию генерала маркиза Берголо с их маленьким сыном на руках. Ольга Кирилловна трижды перечитала письмо и, поцеловав, бережно поставила фотографию на свой стол.

Старший сын явно не знал, что писать, и помимо общих поздравлений с наступающим Рождеством, письмо содержало в основном повествования об его учёбе в Звёздном лицее, об очередной поездке в Константинополь, о походе с Ивой и Гошей в планетарий и о предстоящем Рождественском приёме на ёлке у отца.